Все люди либо ищут любви, либо ждут ее, либо мечтают о ней - даже в крошечной французской деревушке, где проживает всего-то 33 человека, изучивших друг дружку вдоль и поперек. Вот и парикмахер Гийом хандрит, понимая, что в жизни его нет главного - великой любви. Тоска усиливается, когда в один прекрасный день он обнаруживает, что часть односельчан изменила ему с брадобреем из соседней деревушки, а другая часть совершила и вовсе тяжкое преступление - облысела. Однако французы народ...
(...) мопед заметно прибавил ход, ноги подогнулись, и молодые люди стрелой вылетели из деревни, скаля от страха зубы, обдуваемые до сухоты встречным ветерком. (...)В итоге Эмилия отделалась синяком на челюсти, приземлившись поверх своего спутника с разинутым от ужаса ртом. Самой же серьезной раной Гийома была ущемленная гордость: мало того, что пришлось как-то объяснять свою хромоту, так еще и на щеке, вместо первого поцелуя, навечно запечатлелся след от укуса.
...лягушачьи лапки едят лишь одни легковерные туристы, попавшиеся на старую «утку», запущенную еще в 1832 году каким-то проказником-купцом, — этот болван, будучи проездом в Лондоне, заявил там, что лягушачьи лапки — национальное блюдо французов.
— Может, я и холостяк, Стефан, — согласился Гийом Ладусет, глядя на дальний берег реки, — но это отнюдь не мешает мне стать настоящим сватом. Сватом из Перигора.
Любовь как хорошее кассуле, здесь главное - время и настойчивость. Местами вкусно, местами прогоркло, и ты недовольно морщишься. А бывают и всякие сюрпризы вроде маленькой зеленой пуговки, но оценивать блюдо нужно целиком.
Запомни. О человеке судят по его последнему блюду.
Продолжая свой путь вверх по улице, Гийом Ладусет неожиданно столкнулся с одним из бывших своих клиентов еще по парикмахерской, который поинтересовался, как продвигаются дела на поприще сватовства.
— Примерно как та дюжина устриц, что покупаешь воскресным утром на Пляс-дю-Марш. Одна-две обязательно окажутся такими, что хрен откроешь, — ответил Гийом и повернул к площади.
Смерть отца мадам Ладусет явилась для односельчан неожиданностью. Были, правда, и такие, кто тешил себя надеждой, что день этот все же наступит, причем скорее рано, чем поздно, поскольку старик все чаще забывал надевать штаны перед тем, как выйти из дома, — зрелище, вселявшее ужас не только в женщин, особенно в ветреную погоду.
Кое-кто винил именно древнюю колбасу в том, что аптекарь Патрис Бодэн, никогда прежде не обнаруживавший признаков помешательства, стал вдруг отъявленным вегетарианцем - позор, который деревне так и не удалось с себя смыть.
Ветерок игриво обнюхивал знак на въезде в деревню. Знак был с возможностью регулировки и гласил: «Снизь скорость! Нас всего 33».
Брак их рухнул не от ударов жизненных молний - его медленно, но верно подточили полчища бытовых термитов. Мелкие обиды накладывались одна на другую, пока в один прекрасный день не превратились в неодолимую гору.
К смерти своего мужа Флоранс начала готовиться с первой брачной ночи. Когда супруг заснул, она еще долго лежала на спине, и от страшных мыслей о том, что она может потерять Мишеля, слезы текли по ее вискам прямо в уши. Со временем это вошло у нее в привычку, став столь же неотъемлемой частью ночных ритуалов, сколь и бесчисленные молитвы. Однажды, когда Мишель Ладусет проснулся посреди ночи и ощупью потянулся к теплу пахнущего свежей выпечкой тела жены, его палец случайно попал в ее ухо. С тех пор вся его семейная жизнь прошла в твердой уверенности, что у жены хронический отит, но сказать ей об этом прямо он так и не решился.
Нацелившись пером на листок бумаги, Гийом поднял глаза и спросил:
— Имя?
— Ты прекрасно знаешь, как меня зовут, — ответил мужчина. — Мы с тобой знакомы всю жизнь.
— Имя? — упрямо повторил Гийом Ладусет.
— Ив Левек, — в конце концов последовал ответ.
— Адрес?
— Да я ж твой сосед!
— Адрес?
— Амур-сюр-Белль. Это в провинции Перигор на юго-западе Франции, если ты вдруг забыл.
— Возраст? — продолжал Гийом Ладусет, не поднимая головы.
— Тридцать пять, — ответил дантист.
— Возраст? — повторил сваха с усталостью судьи, наслушавшегося лжи за свою карьеру.
— Ладно, сорок девять.
Они добивали уже седьмую бутылку шампанского, и тут булочник, вспомнив о манерах, объявил: «Женщина не должна умирать без сладкого!»
Что Лизетт Робер проклята, первой поняла ее мать - в тот самый миг, как разрешилась от бремени. Все предыдущие ее дети явились на свет синюшними уродцами, а младшенькая - чудесным розовым пионом, и матери хватило одного взгляда на присосавшееся к ее груди личико, чтобы понять: до конца дней девочка обречена тянуть непосильное бремя под названием "красота".
- Почему нужно сделать комплимент женщине, похвалив ее платье?
- Потому что так больше шансов, что она его снимет?
- Нет! Нет, нет и нет! Потому что она потратила кучу времени на его покупку, еще кучу - разглядывая себя в нем и крутясь перед зеркалом, и еще одну - сожалея, что не купила другое.
И помни - с женщиной нужно обращаться, как с хорошим кассуле: игнорировать то, что прогоркло, получать удовольствие от утиной ножки и пожимать плечами, обнаружив маленькую зелёную пуговку.
Любовь как хорошее кассуле, здесь главное — время и настойчивость. Местами вкусно, местами прогоркло, и ты недовольно морщишься. А бывают и всякие сюрпризы вроде маленькой зеленой пуговки, но оценивать блюдо нужно целиком.
Без любви мы всего лишь тени.
...и скоро их единственным средством общения стало неловкое молчание
- Далее, почему нужно сделать комплимент женщине, похвалив ее платье?
- Потому что так больше шансов, что она его снимет?