Можно обладать счастьем, но злоупотреблять им нельзя.
Лицо - маска души, особенно когда глядят другие.
- Это боевой канейя чистой крови. Знаешь, сколько он стоит?
- Несколько порций пищи для моих людей и псов. То есть - он бесценен.
Обманываться - первый шаг к поиску виновных.
Разница между жизнью и театром такова, что жизнь либо в сто раз скучнее, либо в сто раз интересней.
Обманываться – первый шаг к поиску виноватых.
– Проблемы с горлом?
– Один сукин сын попал мне локтем в шею.
– Что-то личное?
– Не сказал. Может, вся проблема в том, что я воткнул ему корд в брюхо.
– Нечто такое обычно приводит к тому, что человек забывает о манерах.
– Именно.
Старшие братья уж таковы, что им кажется, будто их проблемы – самые важные в мире.
А генералы не объясняют своих планов каждому подчиненному им лейтенанту. Особенно такому, которого посылают на территорию врага и кто может быть пойман.
Он поколебался, присел и вложил руки в переплетенья трав.
– Ты чувствуешь? – Он сунул под нос кузнецу измазанные черным пальцы. – Она взывает к моим костям. Едва лишь я встал по эту сторону гор… Я не вернусь к магазинам и контрактам с армией. Это моя земля.
– Они, – Анд’эверс медленно выпрямился и кивнул на восток, – говорят другое.
– Тогда пойдем и объясним им их ошибку.
У страха — сила тысячи копий. Он отбирает дыхание, ослабляет ладони и мутит сознание. Он — лучшее оружие на поле битвы.
Бабка всегда говорила, что тело – как блоха, а дух – как скакун.
Безумие. Почти чарующее в своем размахе. А он и его рота - часть этого безумия.
Сама Кей'ла не хотела признаваться, насколько это слово её пугало. Война. Короткое, выразительное, окончательное. Когда есть война, то нет ничего более.
Если боги когда-либо станут искать что-то, что тверже алмаза, пусть используют вессирский дух.
Слезы - это дождь, который вымывает засохшую кровь из наших ран.
Лейтенант стиснул зубы. Такие вещи не должны случаться исключительно с его ротой. Словно все безумцы и дегенераты уперлись, чтобы переходить дорогу именно Красным Шестеркам. Следующего обычного бандита они наверняка станут обнимать от радости.
Снова появилась в нем эта твердость, непреклонное упорство, говорившее, что он станет сражаться, пока жив. На Востоке к такому подходили слегка иначе, множество кочевых народов обладало вписанным в жизнь фатализмом, и, когда обрушивалось на кого-то несчастье, тот говорил: «такова судьба» – и старался жить дальше, а ежели несчастья валились одно за другим, то, не в силах больше их выдержать, садился он на землю и ждал, пока не откроется путь к Дому Сна. Горцы были другими: Кайлеан казалось, что, даже если бы сама Владычица Судьбы попыталась их сломить, они все равно поступали бы по-своему, а из последних сил еще бы и наплевали ей под ноги.
– Ну вот, – покивала Кайлеан. – Ты вела себя словно настоящая фургонщицкая княжна. Воткнула в него шпильку, потому что он плохо высказался о твоих конях.
– Не потому.
Она приподняла брови.
– О? А почему, ваше высочество?
– Потому что я нарядилась в шмотки, каких у меня в жизни никогда не бывало, полдня делала прическу и красилась, а он таращился здесь на стены.
Это было очень по-меекхански: наблюдать за врагом, учиться у него, чтобы в соответствующий момент сдать перед ним экзамен.