От издателя Молли Форрестер, ведущая в глянцевом журнале колонку для женщин, грезит о том, чтобы какой-нибудь случай помог ей вырваться из круга скучных дамских проблем. И вот, пожалуйста: придя вечером в редакцию, Молли наступает в темноте на кровавое пятно, загубив при этом свои сногсшибательные туфельки. Воодушевившись возможностью написать сенсационный репортаж, она предпринимает рискованную попытку сама раскрыть преступление.
– А куда ты направишься, чтобы я могла начать волноваться?
Ее гласные (...имеется ввиду буковки...) были круглыми и упругими, как и вся она, и именно поэтому она – миллионерша, а я – ведущая колонки полезных советов. Но сегодня я уже позавидовала сумочке Трисии. Нельзя опять становиться на этот скользкий путь.
Улыбка Гарретта растаяла – я не могла понять, хорошо это или плохо. Долгую минуту он смотрел на меня, а я изо всех сил старалась не съежиться под его взглядом, несмотря на бушующий где–то под ложечкой ядерный реактор, усиленно синтезировавший микрочастицы беспокойства. Чем дольше Вилсон в молчании разглядывал меня, тем труднее мне было не корчиться от волнения. Я становилась живым пособием к Всеобщей Единой Теории Страха.
По столу были разбросаны папки, счета и рекламные материалы. Ивонн буквально кипела от ярости – ну прямо какая–нибудь гарпия из Эрреры. Брейди выглядел так, словно готов был отправиться добровольцем на любой фронт любой войны, лишь бы оказаться подальше отсюда. Гретхен, как обычно, обливалась слезами – беззвучно, но интенсивно.
Я продолжала идти. Миновала дверь. Снова уткнула глаза в пол. И тут раздалось – резко, пронзительно, визгливо и так громко, будто я нажала на сигнал тревоги в музее Гуггенхайма...
Я уже успела проинформировать Кэссиди и Трисию и начать бутылку красного вина «Шираз». Я не притворяюсь знатоком вин – зачем выставлять себя на посмешище? Вы провоцируете друзей на то, чтоб они подарили вам бутылку какого–то неизвестного вина из Вирджинии, выдавая ее за последнюю новинку с Калифорнийского побережья, а потом они сидят, откинувшись на спинку дивана и наблюдают, как вы, как последняя дура, рассуждаете о розовых лепестках в послевкусии, сложной кислотности и труде мигрантов.
А ведь есть еще все эти правила: что к чему подавать – красное вино к говядине, белое к рыбе, розовое – к чему там его подает бабушка, потому что других вин она не покупает, – вы понимаете, о чем я. Мне еще предстоит найти объяснение более сложному набору правил – каберне к тяжелому разрыву отношений, пино гри к ностальгии, мерло к мести, примерно так.
В отсутствие четко установленных правил, я решила, что «Шираз» подходит к приступам беспокойства и достала бутылку производства «Чаттер Крик» из кухонного шкафчика. Название вина тоже казалось подходящим, потому что мои зубы уже выбивали мелкую дробь.
Обычно никто не знает заранее, что утром будет себя ненавидеть. Под влиянием сильных страстей, вспышек гнева, различного рода информации или эмоций вы очертя голову бросаетесь напролом, сначала действуете, потом думаете, а впоследствии, когда к вам возвращаются здравый смысл и способность рассуждать, начинаете себя ненавидеть. Но время от времени случается так, что вы делаете что–то, отлично сознавая, что на следующее утро – и еще много дней подряд – будете себя за это ненавидеть. Но все равно вы это делаете. Что это, храбрость или малодушие? Дерзость или убежденность? Или просто упрямство и тупость?
На следующее утро я чувствовала себя так, будто лично воевала с Францией и Испанией. У меня не было похмелья, я просто была как выжатая тряпка. На диване редко удается хорошо выспаться, и все мои мышцы ныли и болели от напряжения. Я готова была поклясться, что это испытание не улучшит мою физическую форму. Где чувство свободы и обновления, которое положено испытывать от правильного поступка?
Но насильственная смерть всегда бессмысленна, так что, может быть, в этом и есть корень проблемы.
– Тедди бывал очень милым, но иногда с ним было по–настоящему тяжело, – признала я. – Все зависело от того, что вам от него было нужно. Наверно, людей из его записной книжки можно разделить примерно поровну на тех, кто назовет его «лапочка» и тех, кто скажет «ублюдок». Но я не представляю, чтобы кто–то из них его убил.
Я люблю спать. Я наслаждаюсь сном. Более того, он мне необходим. Не выспавшись, я стараюсь поддерживать себя в форме кофеином, чтобы облегчить миру общение со мной, но время от времени все равно выбиваюсь из колеи. Как сегодня. Все–таки я провела пять часов с Хелен и Ивонн, что могло отнять все силы даже в солнечный полдень.