Герой дебютного романа Глена Хиршберга «Дети Снеговика» (по выражению критиков, «современный вариант „Убить пересмешника...“, каким его мог бы написать Стивен Кинг») возвращается в места своего детства, в пригород Детройта, над которым продолжает витать тень убийцы-маньяка по прозвищу Снеговик… «В своем выдающемся дебюте Глен Хиршберг с хирургической точностью выделяет тот миг юности, в котором, как в зародыше, заключена вся наша будущая жизнь; в конце концов, кто мы, как не призраки нашего...
У моих ног искорки солнечного света посверкивают во льду, словно личинки асцидий.
голос у него зычный и уверенный, как у выкликалы в кадрили
За стойкой появляется бармен, плывя на своих жировых складках, будто лягушка на листе водяной лилии.
Мы просто летали – бесцельно, как снежинки за окном. Некуда лететь – разве что к земле. Нечего делать – разве что упасть и растаять.
...его история мечется по моему внутреннему аквариуму кошмаров очередной уродливой рыбиной.
Один Рэндалл продолжал работать челюстями; картошины торчали у него изо рта, словно ушки рентгеновской пленки на приеме у дантиста.
Снежок угодил в кедровую обшивку рядом с парадной дверью и лопнул, как гигантский нажравшийся клоп.
Улица после недели дождей превратилась в грязное месиво. На уроках нам рассказывали об океанах по щиколотку глубиной, заливавших землю в меловой период, и о гигантских чудовищах, шлепавших по перегретому миру, вымирая на ходу. Так что на время нашей прогулки мы со Спенсером превратились в бронтозавров, разгребающих прошлогодние листья, с хлюпаньем протаптывая себе путь к вымиранию под кремнисто-серой луной.
Фары встречных машин проплывали во мгле словно гигантские зимние светляки, жадно заглатывающие снежинки.
Ощущение собственной ничтожности и чувство одиночества не обязательно проходят с возрастом-просто ты учмшься их скрывать.
Мы окружены границами, возведенными своими же руками. Мы живем в сообществах, границы которых – а нас приучили их признавать – замыкаются на наших телах, чьи границы навязываются нам с самого рождения. И вот в один прекрасный день эти границы разрываются горящими в траве «желтыми жилетами», и нас начинает преследовать непонятное жужжание, исходящее из невидимого сердца мира.
подошвы надкусывают свежий хрустящий лед
Отец как-то сказал мне, что это озеро – плод человеческих рук, и я воспринял это буквально, то есть что какие-то люди почему-то оставили там свои конечности и из них выросло озеро.
Не надо возвращаться в прошлое, Мэтти. Не надо переживать все заново. Ты проговариваешь извинения, причем осмысленно. Позволяешь сожалениям терзать тебя, пока они сами себя не исчерпают. Потом заполняешь все свои дни деятельностью на благо других людей. И через некоторое время перестаешь придавать такое большое значение мертвым моментам.
- Я звонил пастору Гриффит-Райсу. Тому старику, с которым я разговаривал перед уходом из церкви.
- Который спас проститутку?
- Спас женщину от проституции. Чувствуешь разницу?
Разве не у всех самая долгая любовь – не самая важная и не самая долгая, а обрамляющая все прочие. Скорее вчерашнее обещание, чем надежда на завтра?
Меня всегда удивляло, как естественно проявлялись его подлинные чувства –словно барашки на волнах. Мои же надо было звать, как потерявшихся котят
Стареть - это все равно, что превращаться в озеро. Все начинают смотреть на тебя и не видеть, а если ты становишься неподвижным, плоским и только и делаешь, что отражаешь - как зеркало, - значит, ты умер.
Отрочество, по-моему, не имеет никакого отношения к взрослению. Скорее оно похоже на переправу через Лету. Если тебе это удастся, то все, что сохранится у тебя в памяти от детства, - это его вкус. И будет ли это вкус ада или рая, ты уже никогда и ничем не сможешь его заесть.
Детство становится мифом для каждого, кто его переживает. Детство - это не просто некое место, куда нельзя вернуться. Это лихорадочный сон, населенный вполне реальными монстрами, которых мы даже не в состоянии вспомнить, но которые в нас живут. А когда лихорадка прекращается, мы остаемся с горсткой людей, чье значение в нашей жизни отнюдь не пропорционально нашей любви к ним.