Свою книгу воспоминаний Шаляпин написал в эмиграции, в Париже, в 1932 году, когда имя его на родине оказалось под запретом. Сам Федор Иванович называет две причины, побудившие его взяться за перо. Исполнилось сорок лет с тех пор, как он впервые вышел на сцену, и Шаляпин «дал себе слово вспомнить опыт этих сорока лет и рассказать о нем». Он вспоминает весь свой путь «на театре» — от детских попыток изобразить ярмарочный балаган до выступлений на сценах Мамонтовской оперы и Мариинского театра, и...
Законное право личнаго пристрастия к одному типу красоты и величия не исключает преклонения перед другим.
Когда я кончил петь, раздались аплодисменты. Это изумило меня, и я подумал, что аплодируют не мне. Но дирижёр шептал:
- Кланяйся, чёрт! Кланяйся!
Однажды Гинсбург "при помощи Бога", как он говорил, написал оперу "Иван Грозный" - чёрт знает, чего только не было наворочено в этой опере! Пожар, охота, вакханалия в церкви, пляски, сражения, Грозный звонил в колокола, играл в шахматы, плясал, умирал... Были пущены в дело наиболее известные русские слова: изба, боярин, батюшка, закуска, извозчик, степь, водка и была даже такая фраза:
- Барыня, барыня, ne pleures pas, барыня!
В первом ряду сидели худощавые дамы, вставленные в корсеты, аплодируя, они болтались в корсетах, как пестики в ступках
С первых же дней я почувствовал, что, в противоположность соседним культурным странам, в Германии понятие о свободе - чисто философское понятие и подчинено понятию - порядок. Какой-то злой шутник уверял меня, что там люди имеют право рождаться только осенью 13 октября, а должны умирать тоже в дни, заранее установленные начальством
- Протокольная правда, - говорил Левитан, - никому не нужна. Важна ваша песня, в которой вы поёте лесную или садовую тропинку
О людях, ставших с ночи на утро властителями России, я имел весьма слабое понятие. В частности, я не знал, что такое Ленин. Мне вообще кажется, что исторические "фигуры" складываются либо тогда, когда их везут на эшафот, либо тогда, когда они посылают на эшафот других людей.
Мысли разнообразные и беспорядочные, в разные цвета окрашенные. От иных плохо спится, от иных гордостью зажигаются глаза и радостно бьётся сердце.
Лицо некрасивое, но интересное каждою морщинкой.
Как композитор Рахманинов воплощение простоты, ясности и искренности.
Я благодарен Родине за то, что она - впервые полностью,без изъятий - издает мемуары моего отца (Ф.Ф. Шаляпин)
Когда я впервые увидел Сталина, я не подозревал, конечно, что это - будущий правитель России, божаемый своим окружением. Но и тогда я почувствовал, что этот человек в некотором смысле особенный.
“Я, вообще, не верю в одну спасительную силу таланта, без упорной работы. Выдохнется без нее самый большой талант, как заглохнет в пустыне родник, не пробивая себе дороги через пески.”
"Я старая театральная муха -- гони ее в окно, она влезет в дверь -- так неразрывно связан я со сценой."
- Не останавливайтесь, Феденька, у этих картин, - говорит, бывало, Мамонтов. - Это всё плохие.
Я недоуменно пялил на него глаза.
- Как же плохие, Савва Иванович. Такой ведь пейзаж, что и на фотографии так не выйдет.
- Вот это и плохо, Феденька, - добродушно улыбаясь, отвечал Савва Иванович. - Фотографии не надо. Скучная машинка
Идя по улице, я делал профильные движения взад и вперёд руками и убеждал себя, что я прав. Но легко ли будет, возможно ли будет мне при такой структуре фигуры Олоферна заключать Юдифь в объятия?.. Я попробовал - шедшая мне навстречу по тротуару барышня испуганно отшатнулась и громко сказала:
- Какой нахал!..
Я очнулся, рассмеялся и радостно подумал:
"Можно..."
“Вспомните слова Моцарта к Сальери:
«Когда бы все так чувствовали силу
Гармонии! Но нет: тогда б не мог
И мир существовать, никто б не стал
Заботиться о нуждах низкой жизни».
Так именно, а не иначе мог говорить Моцарт. Пушкин не сказал: «силу мелодии», это было бы для Моцарта мелко. Он сказал: «силу гармонии». Потому, что как ни поют звезды в небесах, какие бы от них ни текли мелодии, суть этих мелодий, песень и самых звезд — гармония.”
“Когда я, в часы наших свиданий, при керосиновой лампе, вместо абажура закрытой обертком газеты, читалъ ей:
Ночевала тучка золотая
На груди утеса-великана, —
то она слушала меня с расширенными зрачками и, горя восторгом, говорила:
— Какие вы удивительные люди, вы — ученые, актеры, циркачи! Вы говорите слова, которыя я каждый день могу услышать, но никто их мне так никогда не составлял. Тучка — утес — грудь — великан, а что, кажется, проще, чем «ночевала», а вот — как это вместе красиво! Просто плакать хочется. Как вы хорошо выдумываете!..”
Я продолжаю думать и чувствовать, что свобода человека в его жизни и труде - величайшее благо. Что не надо людям навязывать насилу счастье. Не знаешь, кому какое счастье нужно.
"Я вообще не верю в одну спасительную силу таланта без упорной работы. Выдохнется без нее самый большой талант, как заглохнет в пустыне родник, не пробивая себе дороги через пески. Не помню, кто сказал: "гений -- это прилежание". Явная гипербола, конечно. Куда как прилежен был Сальери, ведь вот даже музыку он разъял, как труп, а Реквием все-таки написал не он, а Моцарт. Но в этой гиперболе есть большая правда. Я уверен, что Моцарт, казавшийся Сальери "гулякой праздным", в действительности был чрезвычайно прилежен в музыке и над своим гениальным даром много работал."