«Дневник» - десятисерийная радиоверсия последней книги Юрия Нагибина. «Мои записи в большинстве своем носят сугубо личный характер, и я долго сомневался – стоит ли их публиковать, особенно при жизни. Ведь это разговор с самим собой, какое дело до него читателям. После смерти писателя – да и не только писателя – его записи приобретают интерес как документ эпохи… Мои записи – это прежде всего порыв к отдушине. Я хватался за свою тетрадь, когда чувствовал ,что мне не хватает воздуха, и, чтобы не...
Апокалипсис налицо, но никто не исцелил Лазаря.
Одиночки войны. По дорогам, вернее, по тропинкам – дорог они избегают,- ходят одинокие люди. Бойцы в задымленных шинелях, закутанные в тряпки, с кроткими измученными лицами. Иногда при оружии, чаще без него, с одним лишь шанцевым инструментом, бредут они куда-то, не зная своей части, ни соединения, забыв номер полка, роты. Подсаживаются к чужому огню, разводят свой, питаясь невесть чем, и всё идут, идут. Это не дезертиры, у них словно и в мыслях нет бежать до родного дома, они как-то выпали из частей. Они не возвращаются в часть, даже не пытаются, сколько бы ни говорили, что ищут своих, но непреодолимая сила удерживает их вблизи фронта. Они не могут вернуться туда, но и не имеют силы уйти совсем. То ли это особое, страшное очарование войны, то ли простая человеческая нерешительность,- ни уйти, ни остаться, как все мы. Но сперва мне казалась более притягательной первая мысль: что они не в силах сами оторваться от войны, пока она не выбросит их за негодностью. Это чистейшая «липа»: могут, хотят, но нет решимости на прямое «преступление».
Ночью в лесу можно видеть огоньки костров, трупы лошадей искромсаны, чья-то тень мелькнет на дороге, перехваченная фарами. Это всё следы одиночек войны…
Как-то не получается с социализмом. Не прививаются людям эти идейки, не соответствующие биологической природе человека.
Нет более верного способа вызвать во мне стойкую неприязнь, чем давить на меня.
Журналисты, как и киношники, поразительно неосведомленные люди.
...какие‑то бабы разного возраста и назначения.
Перед расставанием он произнес прекрасную фразу: «Наступил час, когда все слова уже сказаны и остается только плакать».
Я сам источник суеты, придумываю себе неотложные дела, липовые обязательства, лишь бы не заниматься тем единственным, для чего родился: писать рассказы. Бороться надо с самим собой, всё остальное не страшно.
Норвегия была прекрасна пейзажами и убога людьми.
У нас идет естественный отбор навыворот: выживают самые бездарные, никчемные, вонючие, неумелые и бездушные, гибнут самые сильные, одаренные, умные, заряженные на свежую и творящую жизнь. Всё дело в том, что это не естественный, а искусственный отбор, хотя внешние формы его порой стихийны.
Нет ничего более ненужного на свете, чем любовь женщины, которую ты не любишь.
Поразительное равнодушие к культуре и литературе современных западных людей, особенно молодежи. Им ничего не надо, кроме быта, спокойствия, маленьких физиологических удовольствий. Какая литература? Какие проклятые вопросы?
До чего все‑таки жены, даже любящие (особенно любящие), угнетают мужей!
Мне кажется, что можно жить, не оскаливаясь поминутно, не пытаясь раздавить другого, не окружая себя завесой хамства. Люди поразительно недоверчивы друг к другу, всё время ожидают нападения, отсюда их чудовищная агрессивность.
Для бездарных писателей у нас рай на земле, талантливых ждёт царствие небесное.
Для разговора с Богом не нужен посредник.
Октябрь прекрасен, быть может, прекраснее всех месяцев года, даже мая. Май мучает надеждой, обещаниями, которые никогда не сбываются, октябрь ничего не обещает, не даёт и тени надежды, он весь в себе. А за ним — тьма, холод, слякоть, мокрый снег, огромная ночь, конец.
Люди непробиваемы. Люди разучились слушать друг друга. Они умеют лишь подчиняться силе, но всё своё держат при себе до поры до времени. А может быть, иначе не уцелеешь в беспощадном мире.
Когда уходит знаменитый человек, он мгновенно обрастает друзьями, как пень опятами в грибной год.
Дети — одна из вечных иллюзий человечества. Наивность, показывающая, что человек еще не до конца испорчен. Ведь никто не ждет, что из куриного яйца вылупится страус, что из щенка шакала вырастет большой бегемот, но все ждут, что из младенца выйдет обязательно не такая сволочь, как мы все, а нечто «порядочное». Забывают, что из младенца может выйти только человек, и умиляться тут абсолютно нечему.