Сама я просто не выношу, когда не могу быстро сориентироваться в книжке, и, если даже на шестидесятой странице еще не знаю, кто есть кто, я отбрасываю ее
в моем убогом английском виновата наша англичанка. Мы с ней вообще не показались друг другу. Собственно, это была никакая не англичанка, а самая заурядная переквалифицированная русистка. Я же из принципа сроду не доверяю переделанным вещам. Переквалифицированная русистка для меня что-то вроде платья, перешитого после тети. Язык second hand.
— Зачем, собственно, эти женщины загорают? — спросила я в первый же день Оливера, увидев, как систематически и ответственно все эти сморщенные пенсионерки долгими часами «ловят бронзу». — Ради кого, скажи мне?
— Ради осмотра у доктора, — ответил он сухо. — Ради пана главврача…
Почему я ткнула его ножницами в живот? Да потому что их паршивый пес опять (!) нассал на нашу рогожку…
после папиной смерти мы с мамой на Господа Бога немного сердиты (мама готова простить его, пожалуй, только тогда, когда ее самолет попадает в турбулентность).
Американка предложила ему каким-то образом описать себя. Он по-английски сказал мне, что он толстый и целый день лежит на пляже.
— Are you a German tourist?
— Абсолютно типичный женский подход! С несовершенством жизни кое-как вы способны смириться. Это жизнь, ее нужно принимать такой, какая она есть, говорите вы вполне разумно. Но с несовершенством мужчин, черт возьми, вы не смиритесь никогда.
Знаете, милые сестры, что такое любовь? Когда кто-то перед сном просто нежно гладит вашу ладонь.
— Я стараюсь лишь называть своими именами то, что вижу, — ответил Оливер. — Если это цинизм, значит, я циник.
Если человек хорошо загорел, он по крайней мере должен улыбаться. Хмурое бледное лицо может, пожалуй, выглядеть достойно, но насупленное загорелое лицо, на мой взгляд, кажется чаще всего смешным.