Другие названия: Ученица боевого мага (цикл «Академия высокого искусства»). Для натаскивания и муштры самому знаменитому выпускнику академии досталась необычная адептка, но дер Соллен лишь неприятно подернул плечами. Спорить с великим наставником он не стал, понимая, что обязан подчиниться строгой воле. Не доверяя пришедшей из ниоткуда незнакомке, боевой маг, преступив гордость, помог излечиться навязанной ученице. Едва переступив порог лазарета Айра сразу же окунулась в мир обучения настоящей...
Он смотрел неотрывно, долго, не замечая хлещущих по лицу струй косого дождя. Смотрел со странной гордостью, чуть ли не с завистью сознавая, что на этот раз она его все-таки обманула. Готовилась к этому долго, втайне пробовала силы и втайне же обучала своего дивного зверя, сумевшего подарить ей такую невероятную власть над собственным телом.
Летела… она действительно летела. Уверенно, быстро и явно не в первый раз.
Где она училась? Когда тренировалась? Что за мастер создал ее новое тело?
Девушка не ответила, потому что снова вспомнила предупреждение Марсо, и теперь напряженно гадала, сколько же правды было в словах эльфа, когда он приходил навещать ее в лечебном крыле. Сколько лукавства было в его глазах, когда он говорил, что ждет ее на уроке, и сколько тщательно укрываемого нетерпения было во взгляде, когда он так долго и пристально изучал ее спящей.
Любой метаморф — это прежде всего живой источник. Он использует накопленную силу, как ты — мячик для игры на траве: перекинул, сколько требуется, из одной части тела к другой, отрастил себе когти, зубы или хвост, если не понравилась длина, но для него это естественно! Он таким родился, а ты, к сожалению, нет.
Все проводится так, словно это обычный бал и обычный вечер. Цветы, подарки, музыка… несколько капелек сока саранеллы в вине, и ученики готовы любить весь мир. Немного подпущенных чар, и они охотно идут навстречу своей судьбе. А просыпаются уже обновленными, полными новых впечатлений и ощущений. Все просто. Так просто, что порой даже не верится. А тем, кто остался недоволен, вполне можно подправить память или хотя бы убрать оттуда лицо того, кто проводил инициацию.
— Война — это смерть, дитя мое, — сочувственно прошептал в ее голове голос старого солдата. — На войне нет жалости, совести, чести. На ней убивают, калечат, режут и жгут. Причем далеко не всегда делают это с оружием в руках. Война может быть разной — долгой и короткой, кровавой и яростной, медленной и вялой, предательской и холодной. Если ты решишь идти до конца, значит, будь готов к тому, что и враг тоже не отступит. Он будет ждать тебя за каждым углом. В каждом доме и в каждом лице. И будет преследовать тебя до самой смерти. Если, конечно, он настоящий. Но когда ты перестанешь прятаться, когда сможешь повернуться и открыто встретить его взгляд, когда не испугаешься прямой схватки, это будет означать лишь одно — твой враг не сломил тебя, дитя. Это значит — он сделал тебя сильнее. И это — именно то преимущество, которого тебе не хватало.
Ни один виар не посмеет обидеть самку, даже если она прилюдно откусит ему хвост. Это закон. Это волчья природа, и мы не можем от нее отойти. Даже когда ходим на двух ногах.
Это как езда верхом: если раз научился, то потом до самой смерти не забудешь. А ты это уже делала, поэтому вопрос в том, как аккуратно ты умеешь работать с потоками сил
Удивительно, что эти двое заметили друг друга: он — прирожденный бродяга, больше похожий на бандита, а она — светловолосая, нежная и каким-то чудесным образом умеющая освещать собой этот все еще темный, в сущности, мир.
Так что колдовать нам не только можно, но и нужно. В рамках приличий, разумеется.
правда может быть очень похожей на ложь. А ложь можно представить так, что она будет очень похожа на правду. Будь искренна с ним. Будь откровенна. Но при этом стань лицемерной настолько, чтобы твоя откровенность превратилась в месть. Говори то, что он хочет от тебя услышать. Но так, чтобы у него и мысли не возникло, будто ты что-то от него утаила…
Айра, как ни старалась, так и не смогла увидеть на его лице даже тени каких-либо эмоций. Ни злорадства, ни ярости, ни пренебрежения, ни брезгливости, ни отвращения. Ни-че-го. Будто перед ней стоял не мужчина, а демон, которому не было никакого дела до смертных.
В чем-то он был даже красив — наследие Западных эльфов не могло не сказаться на его бесстрастном лице, но красота эта была какой-то неестественной и пугающей. Потому что за ней, за этой красотой, не было живого сердца. Не было души и простого человеческого тепла.
Если бы я узнала сразу, то, скорее всего, не стала бы жить. Страшно оставаться живой, помня о том, как уже умирала. Но, оказывается, когда тебя безуспешно убивают дважды, не так-то просто уговорить смерть вернуться в третий раз.
Свернувшийся клубком у нее на груди крыс тоже не отреагировал на появление чужака. И выглядел слабым, исхудавшим, совсем не похожим на того дерзкого зверя, который был готов броситься на целую стаю виаров. Его серая шерстка свалялась комками, длинный хвост бессильно свесился на постель. Глаза были закрыты. Маленькие лапки поджались к брюшку, словно он постоянно мерз. И если бы не частые движения грудной клетки, можно было бы с уверенностью сказать, что он мертв.
Она совсем не боится заглядывать в чужое прошлое и часто видит, как абсолютно чужие ей люди живут, что-то строят, а затем почему-то рушат… сражаются, мирятся… порой лгут, хитрят, глумятся друг над другом. Куда-то бегут, постоянно опаздывая. Что-то делают, суетятся, болеют. А затем все равно умирают, нередко не закончив и десятой доли того, что хотели бы совершить.