Меня зовут Питер Грант и до января я был на испытательном сроке в должности констебля в этой могущественной силовой армии правосудия, которую все благовоспитанные люди знают под названием лондонской полиции (для всех остальных — грязь). И вот однажды ночью, следуя инструкции по расследованию убийств, я пытался допросить некоего субъекта, который был мертв, но тревожно разговорчив, и это привлекло к моей особе внимание инспектора Найтингейла, последнего волшебника в Англии. И тут, как говорится,...
У меня зазвонил телефон. Я потратил кучу времени, чтобы откопать его. Мне мешали бронежилет, пояс, дубинка, наручники, полицейская рация и объемистый, но, к счастью, непромокаемый светоотражающий жилет.
Мудрый афоризм моего отца: “А кто его знает, почему в жизни случается всякая хренотень?”
‘What the fuck do we do next?’ asked Seawoll. ‘You’re asking me?’ ‘No, I’m fucking asking the table,’ said Seawoll.
— Но я же совсем не устал, — возразил я, — я весь день могу тренироваться.
— Перенапряжение может вызвать последствия, — предупредил Найтингейл.
Вот это мне уже совершенно не понравилось.
— Какого рода последствия? — спросил я.
— Инсульты, апоплексические удары, аневризмы…
— А как понять, что перенапрягся?
— Вы это сразу поймете, как только у вас случился инсульт, апоплексический удар или аневризма.
Я поприветствовал его как положено — так, как это делают столичные полицейские: — Эй! Вы что тут делаете?
Вид у нее стал как у испуганного кролика — тот самый, какой приобретает среднестатистический гражданин после пяти минут беседы с представителями следственных органов. Если человек сохраняет спокойствие дольше, это означает, что он опытный злоумышленник, либо иностранец, либо просто идиот.
— Вот что, Тоби, — сказал я, — твой хозяин умер. Я собак не люблю, а мой начальник может одним взглядом превратить тебя в пару варежек. Тебе светит билет в один конец в приют Баттерси — и, соответственно, вечный сон. Единственный твой шанс не переселиться в небесную конуру — это напрячь все свои сверхъестественные собачьи силы, чтобы помочь нам выяснить, кто… или что убило твоего хозяина. Ты меня понимаешь?Тоби часто дышал, высунув язык. Потом коротко гавкнул.— Я бы не стал превращать его в варежки, — проговорил Найтингейл.— В самом деле?— Он короткошерстный, так что варежки из него получились бы прескверные, — объяснил инспектор, — но вот шапка вышла бы неплохая.
Здание Вестминстерского суда расположено на Хорсферри-роуд, за станцией метро «Виктория». Это унылое серое строение, возведенное в середине семидесятых. Оно считается настолько неудачным с точки зрения архитектуры, что были даже планы внести его в список архитектурных памятников — чтобы потомки знали, как не надо строить.
Ну, вообще-то самая любимая ее (мамина) фраза — «Не думай, что когда-нибудь станешь такой взрослый, что я не смогу тебя отшлепать».
— Вы заколдовали эту собаку, — сказал я, как только мы вышли на улицу.
— Совсем немного, — ответил Найтингейл.
— Так, значит, магия существует. Но тогда получается, вы… кто?
— Волшебник.
— Как Гарри Поттер?
Найтингейл вздохнул.
— Нет, — проговорил он. — Не как Гарри Поттер.
— В каком смысле?
— Я не плод писательского воображения, — был ответ.
Ненавижу зиму — просыпаешься, а на улице темно.
Спросите любого офицера полиции, что самое тяжелое в его работе, — и он ответит, что это момент, когда сообщаешь родным жертвы страшную новость. Но это неправда. Самое тяжелое — находиться рядом с теми, кому ты эту самую новость только что сообщил, и смотреть, как на твоих глазах рушится их жизнь.
Кто-то закричал. Я на всякий случай проверил, что это не я. Потому что мне кричать хотелось безумно, но я помнил, что мы с Лесли представляем здесь полицию, а народу обычно очень не нравится, когда полицейские начинают истошно кричать.
— Символы обладают властью над духами, — пояснил Найтингейл. — И иногда влияют на них сильнее любого предмета из реального мира.— Почему так происходит?— Питер, я вам откровенно скажу: я помню аудиторию, где мы изучали эту тему, и помню, что читал соответствующие страницы из Бартоломью. И, может быть, даже писал сочинение — но будь я проклят, если запомнил хоть часть материала.— А как же вы будете меня учить тому, чего сами не знаете?Найтингейл легонько стукнул себя в грудь навершием трости.— Перед тем как учить вас этому, я собирался как следует освежить свои собственные знания, — сказал он. — По крайней мере, два моих мастера поступали именно так, и, кроме того, в те времена нам преподавали квалифицированные специалисты.
Когда я думаю об этом, мне все время хочется процитировать мудрый афоризм моего отца: «А кто его знает, почему в жизни случается всякая хренотень!»
И плевать, что там говорят: нельзя настолько повзрослеть, чтобы уже не радоваться, когда поутру, едва открыв глаза, видишь красивую женщину.
Вот для чего нужны инструктаж, тренинги и бесконечная практика — чтобы тело сделало все само, когда мозг не в состоянии соображать.
Все считают, что первый труп, который видит полицейский, — это жертва убийства, но обычно это бывают погибшие в автокатастрофах. Я впервые увидел труп на второй день своей работы, когда курьера на велосипеде переехал грузовик, оторвав ему голову. После такого не то чтобы привыкаешь к виду трупов, но понимаешь, что всегда может быть еще страшнее.
Успехи полицейского – это успехи его осведомителей.
Все любят говорить о себе, это факт. Девять из десяти чистосердечных признаний являются следствием естественного стремления человека выговориться, рассказать внимательному слушателю историю своей жизни. Он и выговорится, сообщив в числе прочего, как так получилось, что он убил своего партнера по гольфу клюшкой.
Главный недостаток системы кумовства заключается в том, что никогда нельзя быть уверенным, работает она в данный момент или нет. А если работает, то в твоих интересах или же в чьих-то еще.
... халатность — еще одна ключевая характеристика цивилизации и, как следствие, бюрократии.