А мы не только сварили компот из райского яблока, но уже пилим вовсю Древо Познания
Более зрелая наука, хотя и не предугадывает будущих открытий, знает, что они возрастают экспоненциально и за несколько лет добывается значительно больше сведений, чем раньше за тысячелетия.
Но история людей всегда идет по-другому, чем мысль, ее предсказывающая.
Разум человека, как и любая система, перерабатывающая информацию, не в состоянии провести резкую границу между полной уверенностью и домыслом.
Что такое здравый смысл? То, что содержит интеллект, основанный на тех же чувствах, что и у обезьян. Интеллект, познающий мир в соответствии с законами, сформированными в его земной биологической нише. Но мир за пределами этой ниши, этого рассадника умных человекообезьян, имеет особенности, которые нельзя взять в руку, увидеть, укусить, услышать, ощупать и, таким образом, освоить.
Имеет ли вообще значение мнение населения во время столетней космической войны?
-Значит, ты все еще надеешься? -Не знаю. Знаю только, что, если будет нужно, обойдусь без надежды.
Цивилизацию поймать трудней, чем однодневку.
От размышлений о себе и о мире - называемых на Земле философией - Разумные Существа переходят к делам и тогда осознают: что бы ни вызвало их к жизни, оно не дало им ничего более достоверного, чем смерть. Именно ей они обязаны своим возникновением, потому что без нее не действовала бы в течение миллиардов лет изменчивость появляющихся и гибнущих видов. Их произвело на свет несметное число всех смертей археозоя, палеозойской эры, последующих геологических эпох, и заодно с Разумом они получают уверенность в своей смертности. Вскорости, спустя десяток с лишним столетий после этого диагноза, они разгадывают родительские методы Натуры, этой столь же коварной, сколь и бесполезной технологии самопроисходящих процессов, к которым прибегает Природа, чтобы предоставить поприще для очередных форм жизни.
В категориях теории игр это было бы таким же чудом, как главный выигрыш в лотерее для того, кто не купил ни одного билета.
Я думаю, ничто не ведет себя так неразумно, как разум.
Если бы люди с пещерных времен делали бы только то, что казалось возможным, они до сих пор сидели бы в пещерах.
я считаю, что мир к нам расположен, поскольку мы можем овладеть тем, что противоречит нашим ощущениям. Ну вот подумай: ребенок может овладеть речью, не понимая ни принципов грамматики, ни синтаксиса, ни внутренних противоречий языка - они скрыты от говорящего. Видишь, я из-за тебя стал философствовать. Человек жаждет окончательных истин. Он полагает, что к этому стремится любой смертный разум. Что такое конечная истина? Это конечная точка пути, где больше нет ни тайн, ни надежд. Когда ни о чем не надо спрашивать, поскольку все ответы уже даны. Такого места не существует. Космос - лабиринт, созданный из лабиринтов. В каждом обнаруживается следующий. До тех мест, куда нельзя войти нам самим, мы добираемся с помощью математики. Мы создаем из нее средства передвижения по нечеловеческим областям мира. И еще - из математики можно конструировать внекосмические миры независимо от того, существуют ли они.
То, что математически в высшей степени маловероятно, обладает свойством все же иногда случаться.
- В моей эсхатологии нет меньшего или большего зла, - сказал Араго. - С каждым убитым существом гибнет целый мир. Поэтому арифметикой нельзя измерить этику. Неотвратимое зло находится за пределами меры.
- В моей эсхатологии нет меньшего или большего зла,- сказал Араго. - С каждым убитым существом гибнет целый мир.
То, что для одного человека – иллюзия или пустая суета, для другого может оказаться смыслом жизни.
- Если бы вы стояли в переполненной спасательной лодке, а тонущие, для которых не осталось места, хватались бы за борта, из-за чего лодка могла бы перевернуться, вы обрубали бы им руки. Правда? - Боюсь, что так. Если бы не было другого спасения. - В этом разница между нами.
Физика, дорогой мой, – это узкая тропинка над пропастями, недоступными человеческому воображению. Это собрание ответов на некоторые вопросы, которые мы задаем миру, а мир отвечает нам – с условием, что мы не будем задавать ему иных вопросов, о которых вопиет здравый смысл.
Можно сочувствовать мукам одного человека, семьи, но гибель тысяч и миллионов существ – это уже заключенная в числах абстракция, экзистенциальную сущность которой невозможно охватить.