Вот вам история, рассказанная мудрецом, который сам почти ничего толком не понял. История о любви, боли, глупости и милосердии. История, герои которой только и делают, что удивляют друг друга, а иногда – самих себя. И это, честно говоря, лучшее, что может случиться с человеком.
«Вовремя я умер. Как чувствовал, что ничего хорошего этому миру не светит.»
— Ну и как? — насмешливо осведомился призрак моего отца. — Ты хоть что-то понял, горе моё? Поначалу я принял его вопрос за голос собственного разума, а потому был честен: — Ничего.
«Человек — величина переменная. Когда кто-то все время поворачивается к нам одним и тем же боком, мы начинаем думать, будто неплохо его знаем. А однажды он внезапно развернётся и — оп! — превратится в таинственного незнакомца.»
«Никогда не угадаешь, что для тебя важно, а что нет. А мне все кажется одинаково важным или, наоборот, неважным, но — одинаково.»
Я, если можно так выразиться, не могу простить своему прошлому тот факт, что оно у меня было. Не потому что оно мне не нравится, кое-что до сих пор очень нравится, а со всем прочим вполне можно жить. Но всё равно это довольно нелепо - иметь одно-единственное прошлое. Лучше уж вовсе никакого.
Беседа вдвоем и беседа втроем - совсем разные вещи, и те, которые вдвоем, обычно и есть самые интересные, так уж все устроено.
Полицейский, которого легко напугать, смешон; полицейский, равнодушный к чужому горю, страшен <...>
– И кто виноват? – Никто, конечно же. Все, что взрослый человек делает с собой, со своей жизнью и смертью, он делает сам. – Зато расхлебывать все это обычно приходится большой компанией.
Вообще я понимаю, почему мои младшие коллеги относятся к Джуффину примерно как арварохцы к своему Мертвому Богу. Он как никто умеет поддержать человека в трудную минуту - и словом, и делом. Думаю, он специально этому учился, такие таланты врожденными не бывают. Всегда выбирает единственно верный тон, говорит именно то, что вы хотите услышать, помощь не навязывает, но ясно дает понять, что в случае чего подстрахует. В итоге человек приобретает не столько возможность переложить свои проблемы на плечи Джуффина, сколько уверенность в благополучном исходе и желание действовать. Оптимальный результат.
«Оно же как обычно бывает: заводишь себе маленькое, беспомощное, симпатичное создание, кормишь его, возишься, и все для того чтобы в один прекрасный день обнаружить в своём доме неприятного взрослого человека, который он разделяет твои взгляды на жизнь, ложиться спать в неурочное время и беззастенчиво суёт руки в твой кошелёк — по доброй воле ни за что такого в дом он пустил бы.»
- Легко сказать - объясни по- человечески. По-человечески я и самому себе объяснить не могу. - Себе можешь не объяснять. А мне - будь добр.
– Ты сейчас говоришь удивительные вещи. – Говорить неудивительные вещи и без меня найдутся охотники.
Себе можешь не объяснять. А мне — будь добор.
Если учесть, что все мы в той или иной степени подвержены заблуждениям, следует выбирать для себя убеждения, которые доставляют максимальное удовольствие.
«Не сердитесь, сэр, такая уж у меня манера. В своё время я обнаружил, что смеяться над людьми — прекрасный способ не убивать их чаще, чем требуется.»
— Извините, леди Рани. Сейчас в этом помещении появится третье прожорливое чудовище, — сказал я. — Невозможно не поддаться искушению. — Ничего, — отмахнулась она. — Чудовищем больше, чудовищем меньше.
— Беда с этими ведьмами, — доверительно сказал мне Джуффин. — Слишком быстро перестают быть людьми.
Опыт - единственная драгоценность, ради которой живет человек, даже если сам об этом не знает.
Человек рождается одиноким; строго говоря, рождение - это и есть первый шаг навстречу одиночеству, таковы правила игры, в которую нас всех втянули, не спросив; жалобы не принимаются.
В свое время я обнаружил, что смеяться над людьми — прекрасный способ не убивать их чаще, чем требуется.
Человек, - неожиданно мягко сказал Джуффин, - величина переменная. Когда кто-то все время поворачивается к нам одним и тем же боком, мы начинаем думать, будто неплохо его знаем. А однажды он развернется и - оп! - превратится в таинственного незнакомца.
...а потом решили махнуть рукой на орденскую карьеру и поженились. «Разрушить свою жизнь» — так это тогда называлось.
Дружба не измеряется числом совместных обедов; я всегда ценил людей, которые это понимают. Хотя обеды дружбе, безусловно, не вредят, кто бы спорил.
Почему-то принято считать, что любовь - это непременно светлое и прекрасное чувство, а уж быть объектом чьей-то любви - сплошное удовольствие. Увы, это почти всегда не так. Перекроить по своей мерке и оставить при себе - вот чего обычно хотят любящие, супруги или родители, без разницы. Честно говоря, даже не знаю, кто хуже.