К сожалению, роман Михаила Шолохова дошел до нас только в виде незаконченном, а именно отдельных глав, по которым уже можно судить о силе и грандиозности этого произведения, описывающего отступление советских войск на Дону во время Великой Отечественной войны. Страницы романа в достойной степени отображают отвагу, честь и преданность советских людей при защите Родины. Как солдат, так и простых людей, обреченных на оккупацию.
Из рассказа бойца Звягинцева.
Как начала она читать свои романы , так не поверишь - стыдно товарищам вслух прочесть письма стало...
... Котик , лапочка, душка...
...Хотел я - ей , две страницы из хорошей книги < Трактор ЧТЗ > переписать, да передумал...
- Рой глубже, богомолец Иван! Что ты по-стариковски все больше сверху елозишь. В земляной работе, как и в любви, надо достигать определенной глубины, а ты норовишь сверху копаться. Поверхностный ты человек, через это тебе жена и письма редко шлет, вспомнить тебя, черта рыжего, ничем добрым не может...
Много ли человеку на войне надо? Отойти чуть подальше обычного от смерти, отдохнуть, выспаться, плотно поесть, получить из дому письмишко, не спеша покурить с приятелем - вот и готова скороспелая солдатская радость.
Для хорошего товарища не то что последний табак не жалко отдать, иной раз и последний кровинкой пожертвовать не жалко...
Может быть, это было красиво, но на войне внешняя красота выглядит кощунственно, оттого так надолго и запомнился ему этот пулеметчик в белесой, выгоревшей гимнастерке, раскидавший по горячей земле сильные руки и незряче уставившийся прямо на солнце голубыми потускневшими глазами.
Ему захотелось пить. Он знал, что воды нет ни глотка, но все же потянулся рукой, поболтал пустую фляжку и с трудом проглотил набежавшаю в рот густую и клейкую слюну.
- Вот, к примеру, был в старину такой знаменитейший полководец: Александр... Александр... Э, чертова память! Сразу и не припомнишь его фамилии... Стариковская память - как худая рукавица... Александр..
- Суворов? - несмело подсказал Некрасов.
- Никакой не Суворов, а Александр Македонсков, вот какая его фамилия! Насилу вспомнил, хай ему сто чертей! Это еще до Суворова было, при царе Горохе, когда людей было трохи. Так вот этот Александр воевал так: раз, два - и в дамках! И первая заповедь насчет противника у него была такая: "Пришел. Увидел. Наследил". А наследит, собачий сын, бывало, так, что противник после этого сто лет чихает, никак не опомнится. И кого он только не бил! И немцев, и французов, и шведов, не говоря уже про разных итальянцев. Только в России напоролся и показал тыл, повернул обратно. Не по зубам пришлась ему Россия!
Нет, браток, красноречие при человеке - великое дело. И нужное слово, ежели оно вовремя сказано, всегда дорогу к сердцу найдёт, я так понимаю.
Ругаешься-то не по-людски, будто по лестнице вверх идёшь, - ждёшь и не дождёшься, когда ты на последнюю ступеньку ступишь...
«Воюем-то мы вместе, а умирать будем порознь, и смерть у каждого из нас своя, собственная, вроде вещевого мешка с инициалами, написанными чернильным карандашом… А потом, Коля, свидание со смертью — это штука серьезная. Состоится оно, это свидание, или нет, а все равно сердце бьется, как у влюбленного, и даже при свидетелях ты чувствуешь себя так, будто вас только двое на белом свете: ты и она… Каждый человек живой, чего же ты хочешь?»
В нескольких метрах от воронки девушка выпустила из потной занемевшей руки угол плащ-палатки, перевела хриплое дыхание, неожиданно проговорила плачущим голосом:
— Господи, и зачем это берут таких обломов в армию? Ну зачем, спрашивается? Ну разве я дотащу тебя, такого мерина? Ведь в тебе, миленький, верных шесть пудов!
....
— Вот еще глупости какие! И к чему вы, мужчины, всегда всякую ерунду говорите? — сердитым шепотом сказала девушка. — Куда ты годен? Ну куда? Это я только так, устала немного, а как только отдохну — снова тронемся. Я еще и не таких тяжелых вытаскивала, будь спокоен! У меня всякие случаи бывали, даже похлестче этого! Ты не смотри, что я с виду маленькая, я сильная…
- Лучше ты меня, Лопахин, табачком угости. - А свой-то неужели весь пожег? - удивился Лопахин. - Зачем "пожег"? Чужой завсегда вкуснее,
- Ты на фронте был? - А руку мне телок отжевал, по-твоему?
В земляной работе, как и в любви, надо достигать определённой глубины, а ты норовишь сверху копаться.
- Да нет, это вовсе не то, об чём вы по глупости думаете. Это болезнь не телесная, а мозговая. - Моз-го-вая? - разочарованно протянул Лопахин. - Чепуха! У тебя такой болезни быть не может, не на чем ей обосноваться, почвы для неё нет... почвы!
Подойдем к Дону — брошу все это к чорту, сыму штаны и буду утопать голый. Голому всё как-то приятней...
— Замолчи, пожалуйста, не утонешь ты! Навоз не тонет, — яростным шепотом сказал Лопахин.
Но Копытовский тотчас же отозвался:
— Ясное дело, что навоз не тонет, и ты, Лопахин, переплывешь в первую очередь, а мне - каюк... Как только дойдем до Дона — безопасную бритву подарю тебе на память... Я не такой перец, как ты, я зла не помню... Брейся моей бритвой на здоровье и вспоминай геройски утопшего Александра Копытовского.