Cудьба литературного содружества Ильфа и Петрова необычна. Она трогает и волнует. Они работали вместе недолго, всего десять лет, но в истории советской литературы оставили глубокий, неизгладимый след. Память о них не меркнет, и любовь читателей к их книгам не слабеет. Широкой известностью пользуются романы «Двенадцать стульев» и «Золотой теленок». Но романы эти возвышаются над целым литературным массивом, который составляют произведения самых различных жанров. Обозревая литературное наследие...
Здесь Паша Эмильевич, обладавший сверхъестественным чутьем, понял, что сейчас его будут бить, может быть, даже ногами.
Остап артистически раскланялся с хозяйкой дома и объявил ей такой длиннющий и двусмысленный комплимент, что даже не смог его довести до конца.
Завхоз 2-го дома Старсобеса был застенчивый ворюга. Все существо его протестовало против краж, но не красть он не мог. Он крал, и ему было стыдно. Крал он постоянно, постоянно стыдился, и поэтому его хорошо бритые щечки всегда горели румянцем смущения, стыдливости, застенчивости и конфуза. Завхоза звали Александром Яковлевичем, а жену его Александрой Яковлевной. Он называл ее Сашхен, она звала его – Альхен.
— …Только вы, дорогой товарищ из Парижа, плюньте на все это.
— Как плюнуть?!
— Слюной, – ответил Остап, – как плевали до эпохи исторического материализма.
— В таком доме, да без невест?
— Наших невест, – возразил дворник, – давно на том свете с фонарями ищут. У нас тут государственная богадельня, старухи живут на полном пенсионе.
— Понимаю. Это которые еще до исторического материализма родились?
— …Вот вы, например, мужчина видный, возвышенного роста, хотя и худой. Вы, считается, ежели не дай бог помрете, что «в ящик сыграли». А который человек торговый, бывшей купеческой гильдии, тот, значит, «приказал долго жить». А если кто чином поменьше, дворник, например, или кто из крестьян, про того говорят – «перекинулся» или «ноги протянул». Но самые могучие когда помирают, железнодорожные кондуктора или из начальства кто, то считается, что – «дуба дают». Так про них и говорят: «А наш-то, слышали, дуба дал»…
Клавдия Ивановна была глупа, и ее преклонный возраст не позволял надеяться на то, что она когда-нибудь поумнеет.
ХИпполит Матвеевич поглядел на тещу сверху вниз. Его рост доходил до 185 сантиметров. С такой высоты ему легко и удобно было относиться к теще Клавдии Ивановне с некоторым пренебрежением.
— Бонжур! – пропел Ипполит Матвеевич самому себе, спуская ноги с постели.
«Бонжур» указывало на то, что Ипполит Матвеевич проснулся в добром расположении. Сказанное при пробуждении «гут морген» обычно значило, что печень пошаливает, что 52 года – не шутка и что погода нынче сырая.
В уездном городе N было так много парикмахерских заведений и бюро похоронных процессий, что, казалось, жители города рождаются лишь затем, чтобы побриться, остричься, освежить голову вежеталем и сразу же умереть.
Набил бы я тебе рыло - только Заратустра не позволяет.
Остапа несло. :)
Между тем как одни герои романа были убеждены в том, что время терпит, а другие полагали, что время не ждет, время шло обычным своим порядком.
Есть еще от жилетки рукава, круг от бублика и мертвого осла уши.
Слушай меня, жертва аборта...
Командовать парадом буду я!
Кто скажет, что это девочка - пусть первый бросит в меня камень.
Остап прошел в комнату, которая могла быть обставлена только существом с воображением дятла.
Мы с Вами чужие на этом празднике жизни.
"Мне моя жизнь дорога, как память".
- Вы довольно пошлый человек, - возражал Бендер, - вы любите деньги больше, чем надо. - А вы не любите денег? - взвыл Ипполит Матвеевич голосом флейты. - Не люблю. - Зачем же вам шестьдесят тысяч? - Из принципа!
Почём опиум для народа?!
- Ну что, отец! Невесты в вашем городе есть?- Кому и кобыла невеста...- Больше вопросов не имею.
Молодая была уже не молода.
Лёд тронулся, господа присяжные заседатели, лёд тронулся!