Король Турана убит на глазах тысяч подданных, под носом у начальника Тайной канцелярии. И теперь последнему нужно не только искупить собственную ошибку, но сохранить порядок в стране. Уберечь новорожденного наследника и молодую королеву, убедить её принять бремя власти и помочь удержать его. А соседи давно заглядываются на богатые земли, и на севере неспокойно, и где-то совсем рядом – хладнокровный убийца. Как можно думать о чём-то ещё, когда столько работы? Вот только у судьбы на Ильнара...
Наследник, которому не было от роду месяца и который еще даже не получил имени, совсем не желал проникнуться важностью момента и от хныканья перешел к громогласному истерическому ору. «Вроде бы маленький, а такой пронзительный! — прокомментировал Ильнар про себя. — Королю, конечно, необходим командный голос, но зачем тренировать его на нас и прямо сейчас?»
Соблазн пропустить трескотню хаосита мимо ушей был чрезвычайно велик: обманчиво несерьезная манера разговора рассеивала внимание и отвлекала от сути, заставляя подсознательно считать все сказанное пустым трепом и игнорировать. Однако Ильнар не просто так ценил Грая и за годы совместной службы приучил себя внимательно слушать помощника. Привычка эта порой играла с ним злую шутку: Тавьер продолжал прислушиваться, даже когда Тагренай нес откровенную чушь.
— Можно делать ставки? — оживился Грай.
— Это пошло, — поморщился Тавьер, но от вопроса все же не удержался: — И на что бы ты поставил?
И на кого же из них хочет быть похожей Олира? Желает командовать или следовать за кем-то? Брать на себя всю ответственность, головой отвечать за собственные ошибки? Или доверить жизнь кому-то другому, пусть близкому, пусть, если повезет, любимому и надежному, но тому, чье решение может вызывать несогласие?
Однажды король обмолвился, что, будь Тавьер безупречно чистым и благородным, Туран лишился бы одной из своих важных опор — Тайной канцелярии в том виде, в каком она существовала сейчас. И вся жизнь только убеждала Ильнара в правильности давно сложившегося мнения: выполняя такую работу, нельзя сохранить чистые руки. Ну или лично он подобного не умел.
В моем возрасте уже неприлично всерьез увлекаться женщиной только из-за внешней красоты. А не признавать чужих объективных достоинств — глупо в любом возрасте.
— Мне кажется, это нечестно, — грустно вздохнула Олира. — Вы хотите подтолкнуть человека к дурному поступку. Вам не стыдно?
— Нет, — спокойно ответил Ильнар. — Но если хотите, я могу не посвящать вас в некоторые детали работы Тайной канцелярии.
Женщина отчетливо понимала: этот вопрос невозможно на кого-то переложить. Даже если она спрячется за чью-то широкую спину, свалит на кого-то ответственность за принятие решения, он все равно останется с ней. И придется находить для себя баланс черного и белого, принимать неоднозначность мира, сознавать невозможность остаться с чистыми руками, делая грязную работу. Не здесь, не с этими людьми. Для них прямота и безгрешность — слабость, а, почуяв слабость, они с радостью вцепятся в глотку. Грязней политики, кажется, работы в этом мире еще не появилось.
Красивый, интересный мужчина стоит на коленях, признается в любви, ничего не просит и не требует. Что-то же в ней должно отзываться на эти чувства, на красивые, словно в романе, слова! Наверное, каждая женщина о таких мечтает, и Олира тоже… ведь когда-то мечтала, да. Буквально несколько дней назад мечтала! Причем, кажется, об этом самом мужчине.
Пожалуйста, мечта сбылась. Наверное, сердце должно дрогнуть, она должна погладить Деналя по щеке, улыбнуться… Пасть в его объятия, наконец!
Только почему-то этого совсем не хотелось.
— Одно другому не мешает. Я к тебе как парламентарий… тьфу, парламентер пришел.
— От кого? — озадачился Ильнар.
— От всех твоих подчиненных скопом, — спокойно признался Тагренай. — Они тебе боятся в глаза говорить правду, а меня убить сложно.
Когда нет даже призрачной надежды — легче. А тут… Можно очень долго себя убеждать в бессмысленности чувств, но сердце слишком глупое и упрямое.
полусфера Хаоса нередко наделяет носителей весьма своеобразной логикой. Такой, от которой страдают не отдельные окружающие, а целые города и даже страны.
— Ладно, поехали. Проклинать момент знакомства с тобой уже давно поздно, придется жить с тем, что есть.
Турану важен король, но король — это еще не весь Туран.
— Скажите, Ильнар, как вы можете так жить? Неужели вам не противно подозревать решительно всех вокруг?
— Вы преувеличиваете, я подозреваю не всех, — спокойно улыбнулся он. — Есть круг надежных людей, в которых я уверен, и большое количество тех, кому подобное преступление совершенно не нужно или не по силам. Подозревать каждого — это уже болезнь, знаете ли.
— Знаете, складывается впечатление, что мы с вами живем в разных мирах. И ваш мне совершенно не нравится.
— Мир один, фрагменты разные, — вновь усмехнулся Тавьер. — Кто-то ограничивается маленьким, уютным и в известной степени безопасным загончиком семейной жизни, кто-то предпочитает — или вынужден — видеть если не всю картину, то существенную ее часть.
Заманчиво. До чего же это заманчиво — наконец взять свою судьбу в собственные руки. Не подчиняться чужой воле, а делать то, что сама считаешь нужным. Расправить крылья и шагнуть с обрыва. Разобьешься, взлетишь — не угадать. Но все будет зависеть только от тебя.
Почему-то всякая сволочь никогда не кончает с собой, захочешь — не уморишь. Обычно это делают всякие хорошие, но запутавшиеся или слабые.
даже королевам, оказывается, иногда везет в любви и в семейной жизни. Главное не отчаиваться, если с первого раза не получилось.
Зло порождает зло. Злом не добиться хорошего результата. Возможно ли вообще существование малого зла? Может ли какая угодно цель оправдать такие средства или это всегда будет самообманом?
Грязней политики, кажется, работы в этом мире еще не появилось.
Если человек не идет по пути наименьшего сопротивления, в подобных случаях это уже подвиг.
— Человеку свойственно меняться, — осторожно ответил он. — Помните, мы с вами говорили о том, что все люди живут в одном мире, просто видят разные его части? Смотреть на реальность из другой точки обычно тяжело, а вы сейчас буквально вылупились из того кокона, в котором жили прежде. Там было тепло, уютно, ничто не беспокоило и всего хватало. Скорлупа треснула, и вы познакомились с другими гранями мира. А сейчас уже достаточно окрепли, чтобы расправить крылья и взлететь. На себя прежнюю вы уже не похожи, и, конечно, страшно сделать шаг в пропасть. Но иначе взлететь не получится.
Мир устроен вот так, в нем очень много жестоких существ, понимающих только язык силы. Если вы не станете разговаривать с ними именно на этом языке, вас с превеликим удовольствием сожрут. И от того, насколько болезненно несовершенство мира воспринимается вашей нежной душой, ничего не изменится.
— Не переживайте, ваше величество, такими темпами еще через пару месяцев вы окончательно превратитесь в такое же чудовище, а еще через годик-другой перестанете переживать по этому поводу. Нет, иногда будет накатывать, но я верю, вы достаточно сильная женщина, чтобы не сводить по таким пустякам счеты с жизнью.