Земля в иллюминаторе... не Земля.
— Мы устроим ваше личное счастье! — воскликнул тип. «Даже если вам это не нужно», — мысленно добавила я.
стала. — Полных лет? — Двадцать четыре. Почти двадцать пять, но это почти, до которого еще две недели с хвостиком, позволяет мне чувствовать себя молодой. Двадцать пять — это уже срок. Юбилей.
— Вы были избраны! — меж тем провозгласил тип, не спуская с декольте — а на Саныча нашего только такие аргументы и действовали — мутного взгляда.— Рада, говорю.Без особой, правда, радости.И тут же уточняю:— Куда?А то, может, я была избрана на опыты или на ритуальное жертвоприношение, или еще для каких сомнительных целей. Вообще сам факт избранности и то, с каким пафосом мне о ней было сказано, заставлял предположить, что просто так домой меня не отпустят.— В спутницы жизни сиятельного паладина Нкрума Одхиамбо из рода Тафари.Охренеть.Я и не нашлась с ответом.У лучше бы на опыты…
Нкрума всегда знал, что спорить с женщинами — занятие пустое и неблагодарное, они в любом случае окажутся правы, а если и нет, то все равно останешься виноват в их неправоте.
— А кто будет считаться с существом, которое, уж прости меня, в свободное время крестиком вышивает?
Шутка ли, целый адмирал в частное мое владение. Красив. Умен. Силен.
Богат.
Да любая девица мечтает о подобном!
Я едва не подавилась куском мяса.
Это что за выплеск гормонов? Следствие полученной травмы? Да я и в нежные детские годы о замужестве не мечтала, не примеряла кружевных покрывал, не представляла себя невестою… и вдруг.
Подавляемые желания выбрались на свободу?
– Что-то не так? – ксенопсихолог подался вперед.
– Все замечательно, – откашлявшись, произнесла я. И улыбнулась. Широко. Счастливо… а какой счастливой я стану, воссоединившись с женихом…
У меня будет свое гнездо…
Какое гнездо?
Воображение среагировало мгновенно. И пред внутренним моим взором возник матерый разлапистый дуб, в ветвях которого застряло тележное колесо. На колесе громоздились ветки, а средь веток восседала я, в белом пышном платье и драной фате.
Дом.
Не гнездо, хотя гнездо лучше… море, мягкий песок…
Море я люблю, но чайкой себя не ощущаю.
И детенышей живородить.
Я замотала головой.
Детенышей?
Это и вовсе бред. Детеныши… да, я их, конечно, любила, но исключительно чужих и на расстоянии. И чем больше было расстояние, тем крепче становилась моя к ним любовь. Ее хватало даже на то, чтобы с должным восторгом просматривать очередную сотню снимков, внимать рассказам и сочувствовать, когда сего требовала ситуация.
Но свои…
Нет, детей я не хочу.
Детей я боюсь.
Во младенчестве они розовые, обманчиво хрупкие и орут нечленораздельно. А подрастая, орут уже членораздельно, но от этого легче не становится.
Откуда тогда…
Дом.
Замужество. Любая самка мечтает о сильном самце.
Я не мечтаю.
Не я мечтаю.
Я отложила вилку и отодвинула тарелку с недоеденным стейком. Я была сыта и полна сил… и возмущения.
– Прекратите, – сказала я, глядя в глаза рептилоиду
Гроза пиратов и надежда третьего рукава галактики Нкрума Одхиамо из рода Тафари прятался под столиком. Столик был махоньким, хрупким и со всех сторон укрытием являлся до отвращения ненадежным. И потому Нкрума закрыл глаза. Как в детстве. Если ты не видишь пустыню, то и она слепа.
Детей я не хочу. Детей я боюсь. Во младенчестве они розовые, обманчиво хрупкие и орут нечленораздельно. А подрастая, орут уже членораздельно, но от этого легче не становится.
Внутри каждой гадюки живет милый пушистый крольчонок. И порой исключительно в переносном смысле.
Какое поразительное самомнение. И уверенность в силе интеллекта. Что ж, умный дурак от глупого отличается лишь размахом инициативы.