— Анфиса, — начала приставать запыхавшаяся Женька, — должна тебе сказать, что ты женщина выдающейся отваги, вот только не пойму, это у тебя от природы или от глупости?
— Вот за что я тебя уважаю, Анфиса, так это за толковые объяснения. Я, правда, мало что поняла, но чувствую…
— Значит, ничего определенного сказать не можешь? Жаль. Я ее тоже не разглядела, хотя, обрати мы на это внимание, было бы гораздо проще. К примеру, если голова свежая…
— Откуда мне знать? Я никогда никому ничего нюхать не давала. — Упущение, — заметила Женька, — Такие вещи знать просто необходимо.
— Анфиса, если у тебя какая догадка, ты в себе не держи, одна голова хорошо, а две лучше. — Много прока от твоей головы, — отмахнулась я.
— Давай за ним, — скомандовала я, и, не теряя Горемыкина из виду, мы побежали ему наперерез, время от времени залегая в густой траве. Как заправские индейцы, мы смогли подобраться к своей жертве на близкое расстояние, оставаясь незамеченными.
— Ты лучше плаваешь. Ты же сама говорила, что я нырять не умею, что у меня задница самопроизвольно всплывает.
— Потому что бегаешь ты отлично и никаких Проблем с задницей. — Иногда ты бываешь такая вредная, такая вредная, что я тебя терпеть не могу.
— Зимой черти в спячку впадают, — скривилась Женька.
— Я ментов хорошо знаю, пока гром не грянет, они не перекрестятся и нас попросту слушать не станут. Вот если бы нам какое доказательство, ..
— Ничего, — торопливо ответила я, боясь, что Женька спросит: «А жив ли ваш сын в настоящий момент?» — и доведет субтильную старушку до инфаркта.
— Это ничего не значит. Заманил дядю куда-то ближе к болоту, головку, ручки оттяпал, и привет. Очень это на писателя похоже. Жутко подозрительный тип. А ведь нам до сих пор неизвестно, что ему тут понадобилось.
— Не удивлюсь, если здесь все одной веревочкой повязаны.
— Мы будем дежурить по очереди, двое спят, один на посту, и выследим его. Помоги нам, пожалуйста.
— Вот так всегда, — нахмурилась Женька. — Кто-то что-то видел, кто-то что-то слышал, но все об этом помалкивают. В результате у нас раскрывается лишь сорок процентов преступлений. Да и те по большей части случайно.
— Валера чист, аки агнец, — усмехнулась Женька, — хоть завтра за него замуж выходи.
— А мое сердце, что положительный. Поздравляю, Анфиса Львовна, голова у тебя, что Государственная дума. С вашего разрешения, я подаю голос и катим задерживать особо опасного преступника…
— Так это его мы у реки встретили, — ахнула я. — Это ты волком выл? — Завоешь с такой-то женой.
— Еще чего. Откуда мне было знать, что вы по кустам шастаете. Завыл я из мужской солидарности, мол, терпи, братан, мне тоже тошно.
— Ну, вот, у нас опять трупы… Жизнь, как говорится, продолжается, но, к сожалению, ничего в ней не меняется к лучшему. — Анфиса, скажи, когда это кончится?
— Твоя самодеятельность. Нормальная-то женщина, увидев труп, собирает вещички и деру со всех ног… А ты? Тебя хлебом не корми, дай свой нос сунуть.
Кому доводилось идти ночью через поле, тот знаком с тревожным чувством, которое возникает как бы без всякой причины.