В жизни Макса Александрова все утряслось. И именно в этот момент он узнает об исчезновении Карины, двоюродной сестры. Ее парень утверждает, что девушка бросила его, а мать радуется: дочь снова окажется под родительским кровом и влиянием. Мать уверена, что дочь прячется у подруг. Но выясняется, что Карина отказалась от мирской жизни и примкнула к отшельникам. И чем больше Макс узнает о новом увлечении сестры, тем сильнее за нее переживает: все, кто оказался в поселении отшельников, бесследно...
Рафаэль падал и поднимался вновь.
Когда сил уже не осталось, замер на мгновение, согнулся пополам и упер руки в колени, переводя дыхание. А когда распрямился…красные огоньки погасли. Сердце ударилось о грудную клетку, подпрыгнуло к гортани.
Мысль, шальная, горячая опалила сердце – будто рану едва зажившую расцарапала.
Не чувствуя ног, не обращая внимания на усталость и холодный вечер, что пробирался под волглую ткань, она торопилась за послушницей.
Пристальный прозрачно-ледяной взгляд Ефросиньи жег – настоятельница, казалось, придумала это испытание специально для нее и сейчас с жадностью следила за произведенным эффектом. Девушка еще ниже опустила голову, вжала голову в плечи, напомнив себе – что это ей самой надо, что пришла она сюда сама, просила о помощи, доверилась.
Зои то поворачивалась к часовне, то отворачивалась от нее, заплетала волосы, присев на черные камни, щурилась на восходящее из-за часовни солнце. Подходила ближе к почерневшим стенам, дотрагивалась до них пальцами, обнимала себя за плечи. Ветер трепал пшеничные волосы, золотил их. А Рафаэль фотографировал, фиксировал кадр за кадром, отчетливая понимая, что… не то.
Созданный образ не жил, не дышал.
– Да не секрет. На певицу учусь.
Женщина неодобрительно сверкнула глазами:
– Грех это, юродство одно. Делом займись. О душе смолоду заботиться надо, в чистоте хранить… Замужем?
Карина пожала плечами и отозвалась неопределенно:
– Да.
Женщина нахмурилась:
– Сожительствуешь, значит… Эх… Девки-девки, легкая добыча для беса.
Он хрипел, звал, рвал путы, которые не пускали к ней – черные ветки словно ожили, связывая его, притягивая к земле. Ноги утопали в жидкой грязи, как в болоте, ноздри забивал едкий дым, а глаза слезились, застилая хрупкий силуэт, проступавший в сизом дыму.
Черная юбка в пол, черная куртка. На голове – темно-серый платок, из-под которого виднелась узкая полоска хлопкового платка, белого, с наивным бирюзовым узором. Карина сразу узнала женщину: по строгому, пробирающему насквозь взгляду, высоким скулам, по непримиримой осанке.
Ночной город поблескивал желтыми огнями, манил, словно пытался обнять и остановить.
Но она представляла себя рыцарем на закованном в железные латы коне, который прорезает мечом темноту и мчится к большому и светлому, что поселится однажды в душе.
Молодой человек заглянул на антресоль, где хранились чемоданы и дорожные сумки – одной из них, самой маленькой, не хватало.
«Ушла?» – он сам себе не верил.
Но все выглядело именно так. Ушла налегке, оставив практически все свои вещи.
К черту такой март, который хуже ноября: пуржит, но мелко, будто исподтишка, противно и пакостно. Снег тает, не долетая до земли, оседая крупинками на волосах, одежде. Но самое мерзкое то, что чавкает под ногами, пробираясь даже сквозь швы зимних ботинок.