Елена Попова после смерти мужа сталкивается с помещиком Смирновым, которому её муж задолжал денег. Настырный помещик во что бы то ни стало намерен получить долг со вдовы. ПримечаниеНад пьесой-шуткой «Медведь» А. П. Чехов работал в 1888 году. Пьеса имеет одиннадцать частей. Русский писатель, мемуарист А. С. Лазарев-Грузинский вспоминал: «…Чехов однажды, поднялся с кресла, взял со стола тоненькую тетрадку и, стоя посреди комнаты, жестикулируя, меняя голос, прочёл нам очень живую и весёлую пьеску....
Попова.
Да, да, уходите!... (Кричит.) Куда же вы? Постойте... Ступайте, впрочем. Ах, как я зла! Не подходите, не подходите!
Смирнов (подходя к ней).
Как я на себя зол! Влюбился, как гимназист, стоял на коленях... Даже мороз по коже дерет... (Грубо.) Я люблю вас! Очень мне нужно было влюбляться в вас! Завтра проценты платить, сенокос начался, а тут вы... (Берет ее за талию.) Никогда этого не прощу себе...
Попова.
Отойдите прочь! Прочь руки! Я вас... ненавижу! К ба-барьеру!
Продолжительный поцелуй.
Попова (кричит).
К барьеру!
Смирнов.
Сошел с ума, влюбился, как мальчишка, как дурак! (Хватает ее за руку, она вскрикивает от боли.) Я люблю вас! (Становится на колени.) Люблю, как никогда не любил! Двенадцать женщин я бросил, девять бросили меня, но ни одну из них я не любил так как вас... Разлимонился, рассиропился, раскис... стою на коленях, как дурак, и предлагаю руку... Стыд, срам! Пять лет не влюблялся, дал себе зарок, и вдруг втюрился, как оглобля в чужой кузов! Руку предлагаю. Да или нет? Не хотите? Не нужно! (Встает и быстро идет к двери.)
Попова.
Почему вы не хотите драться?
Смирнов.
Потому что... потому что вы... мне нравитесь.
Попова (злой смех).
Я ему нравлюсь! Он смеет говорить, что я ему нравлюсь! (Указывает на дверь.) Можете!
Смирнов (молча кладет револьвер, берет фуражку и идет; около двери останавливается, полминуты оба молча глядят друг на друга; затем он говорит, нерешительно подходя к Поповой). Послушайте... Вы всё еще сердитесь?.. Я тоже чертовски взбешен, но, понимаете ли... как бы этак выразиться... Дело в том, что, видите ли, такого рода история, собственно говоря... (Кричит.) Ну, да разве я виноват, что вы мне нравитесь? (Хватается за спинку стула, стул трещит и ломается.) Чёрт знает, какая у вас ломкая мебель! Вы мне нравитесь! Понимаете? Я... я почти влюблен!
Попова (входит с пистолетами).
Вот они, пистолеты... Но, прежде чем будем драться, вы извольте показать мне, как нужно стрелять... Я ни разу в жизни не держала в руках пистолета.
Смирнов.
Да, так... Засим вы поднимаете курок... вот так прицеливаетесь... Голову немножко назад! Вытяните руку, как следует... Вот так... Потом вот этим пальцем надавливаете эту штучку — и больше ничего... Только главное правило: не горячиться и прицеливаться не спеша... Стараться, чтоб не дрогнула рука.
Попова.
Хорошо... В комнатах стреляться неудобно, пойдемте в сад.
Смирнов (не слушая его).
Стреляться, вот это и есть равноправность, эмансипация! Тут оба пола равны! Подстрелю ее из принципа! Но какова женщина? (Дразнит.)«Чёрт вас возьми... влеплю пулю в медный лоб...» Какова? Раскраснелась, глаза блестят... Вызов приняла! Честное слово, первый раз в жизни такую вижу...
Лука.
Батюшка, уйди! Заставь вечно бога молить!
Смирнов.
Это — женщина! Вот это я понимаю! Настоящая женщина! Не кислятина, не размазня, а огонь, порох, ракета! Даже убивать жалко!
Лука (плачет).
Батюшка... родимый, уйди!
Смирнов.
Она мне положительно нравится! Положительно! Хоть и ямочки на щеках, а нравится! Готов даже долг ей простить... и злость прошла... Удивительная женщина!
Попова.
Стреляться хотите? Извольте!
Смирнов.
Сию минуту!
Попова.
Сию минуту! После мужа остались пистолеты... Я сейчас принесу их сюда... (Торопливо идет и возвращается.) С каким наслаждением я влеплю пулю в ваш медный лоб! Чёрт вас возьми! (Уходит.)
Попова.
Извольте убираться вон!
Смирнов.
Не угодно ли вам быть повежливее?
Попова (сжимая кулаки и топая ногами).
Вы мужик! Грубый медведь! Бурбон! Монстр!
Смирнов.
Как? Что вы сказали?
Попова.
Я сказала, что вы медведь, монстр!
Смирнов (наступая).
Позвольте, какое же вы имеете право оскорблять меня?
Попова.
Да, оскорбляю... ну, так что же? Вы думаете, я вас боюсь?
Смирнов.
А вы думаете, что если вы поэтическое создание, то имеете право оскорблять безнаказанно? Да? К барьеру!
Попова.
Вот на зло же вам, ни копейки не получите! Можете оставить меня в покое!
Смирнов.
Я не имею удовольствия быть ни вашим супругом, ни женихом, а потому, пожалуйста, не делайте мне сцен. (Садится.) Я этого не люблю.
Попова (задыхаясь от гнева).
Вы сели?
Смирнов.
Сел.
Попова.
Прошу вас уйти!
Смирнов.
Отдайте деньги... (В сторону.) Ах, как я зол! Как я зол!
Попова.
Я не желаю разговаривать с нахалами! Извольте убираться вон!
Попова.
Милостивый государь, прошу вас не кричать! Здесь не конюшня!
Смирнов.
Я вас не о конюшне спрашиваю, а о том — нужно мне платить завтра проценты или нет?
Попова.
Вы не умеете держать себя в женском обществе!
Смирнов.
Нет-с, я умею держать себя в женском обществе!
Попова.
Нет, не умеете! Вы невоспитанный, грубый человек! Порядочные люди не говорят так с женщинами!
Смирнов.
Ах, удивительное дело! Как же прикажете говорить с вами? По-французски, что ли? (Злится и сюсюкает.) Мадам, же ву при... как я счастлив, что вы не платите мне денег... Ах, пардон, что обеспокоил вас! Такая сегодня прелестная погода! И этот траур так к лицу вам! (Расшаркивается.)
Попова.
Не умно и грубо.
Смирнов.
Ах, как я зол! Так зол, что, кажется, весь свет стер бы в порошок... Даже дурно делается... (Кричит.) Человек!
Попова (входит, опустив глаза). Милостивый государь, в своем уединении я давно уже отвыкла от человеческого голоса и не выношу крика. Прошу вас убедительно, не нарушайте моего покоя!
Смирнов.
Ваш покойный супруг, с которым я имел честь быть знаком, остался мне должен по двум векселям тысячу двести рублей. Так как завтра мне предстоит платеж процентов в земельный банк, то я просил бы вас, сударыня, уплатить мне деньги сегодня же.
Попова.
Если Николай Михайлович остался вам должен, то, само собою разумеется, я заплачу; но, извините пожалуйста, у меня сегодня нет свободных денег. Послезавтра вернется из города мой приказчик, и я прикажу ему уплатить вам что следует, а пока я не могу исполнить вашего желания...
Лука (входит, встревоженно).
Сударыня, там кто-то спрашивает вас. Хочет видеть...
Попова.
Но ведь ты сказал, что я со дня смерти мужа никого не принимаю?
Лука.
Сказал, но он и слушать не хочет, говорит, что очень нужное дело.
Попова.
Я не при-ни-ма-ю!
Лука.
Я ему говорил, но... леший какой-то... ругается и прямо в комнаты прет... уж в столовой стоит...
Попова (раздраженно).
Хорошо, проси... Какие невежи!
Лука уходит.
Как тяжелы эти люди! Что им нужно от меня? К чему им нарушать мой покой? (Вздыхает.) Нет, видно уж и вправду придется уйти в монастырь... (Задумывается.) Да, в монастырь...
Лука.
Чем эти самые слова, пошли бы лучше по саду погуляли, а то велели бы запрячь Тоби или Великана и к соседям в гости...
Попова.
Ах!.. (Плачет.)
Лука.
Барыня!.. Матушка!.. Что вы? Христос с вами!
Попова.
Он так любил Тоби! Он всегда ездил на нем к Корчагиным и Власовым. Как он чудно правил! Сколько грации было в его фигуре, когда он изо всей силы натягивал вожжи! Помнишь? Тоби, Тоби! Прикажи дать ему сегодня лишнюю осьмушку овса.
Лука.
Слушаю!
В Рыблове полк стоит, так офицеры — чистые конфеты, не наглядишься! А в лагерях что ни пятница, то бал, и, почитай, каждый день военная оркестра музыку играет... Эх, барыня-матушка! Молодая, красивая, кровь с молоком — только бы и жить в свое удовольствие... Красота-то ведь не навеки дадена! Пройдет годов десять, сами захотите павой пройтись да господам офицерам в глаза пыль пустить, ан поздно будет.
Попова (решительно).
Я прошу тебя никогда не говорить мне об этом! Ты знаешь, с тех пор как умер Николай Михайлович, жизнь потеряла для меня всякую цену. Тебе кажется, что я жива, но это только кажется! Я дала себе клятву до самой могилы не снимать этого траура и не видеть света...
Лука.
Нехорошо, барыня... Губите вы себя только... Горничная и кухарка пошли по ягоды, всякое дыхание радуется, даже кошка, и та свое удовольствие понимает и по двору гуляет, пташек ловит, а вы цельный день сидите в комнате, словно в монастыре, и никакого удовольствия. Да право! Почитай, уж год прошел, как вы из дому не выходите!..
Попова.
И не выйду никогда... Зачем? Жизнь моя уже кончена. Он лежит в могиле, я погребла себя в четырех стенах... Мы оба умерли.