Любовь – самый гребаный и жестокий монстр, что только можно себе вообразить. Он влезает в душу нежным котенком, пушистым и ласковым, а вырастает в огромное, прожорливое и неконтролируемое чудовище, пожирающее тебя изнутри. С извращенным наслаждением садиста любовь обгладывает кости, вгрызается в мышцы, высасывает мозг через коктейльную трубочку, узлом связывает артерии и потом откусывает по куску от сердца, словно это долька молочного шоколада. Раз за разом, день за днем, без передышки. Причиняя невероятную боль и хохоча над агонией жертвы. Любовь – это проклятый убийца, что держит у виска револьвер и щелкает затвором, усмехаясь. Любовь – это клетка, из которой не выбраться, потому что она внутри твоей собственной изломанной души. И нет никакого выхода. Есть самообман, ничтожные попытки быть сильной, жалкая бравада и отчаянное желание принадлежать. Тому, кому все это не нужно. Тому, кто даже недостоин. Тому, кому наплевать.
На самом деле от любви ничего не помогает. Это болезнь, от которой еще никто не изобрел лекарства.
Когда женщина думает сердцем, ее ай-кью стремится к нулю.
Войну выигрывает тот, кто к ней готов, а не тот, кто уверен в мире.
Любовь та еще сволочь. Можно сказать себе миллионы раз: он недостоин, забудь, не люби… и все это совершенно бесполезно. Это так же глупо, как шагнуть с высоты небоскреба и верить, что тебя не размажет по асфальту. Это бессмысленно. И не помогает.
-- Ты права на сто процентов, наемница. Мы разные. Очень разные. И вполне вероятно, эти различия приведут к тому, что однажды мы разнесем мой лофт в попытке поубивать друг друга. Но знаешь что? Мягкое и скользкое движение, неуловимый шаг, замершее время… и я прижата к стене. Я почти не дышу… – Но я хочу попробовать, – выдохнул Скриф. В лазури его глаз уже плескались серебряные блики, словно отсветы луны на воде. – И даже если у нас ничего не выйдет, я не прощу себе, если упущу тебя, наемница. Я не хочу тебя терять.
Любовь начисто отшибает мозги, это ещё одно ее поганое свойство.
-- Я не умею просить, наемница, – вскрикнула, потому что оказалась под ним, а мои ладони – прижатыми к обшарпанному дивану. Скриф придавил мои брыкающиеся ноги коленом, усмехнулся. – Не умею и не буду. Потому что мужчина не должен просить ни секс, ни любовь. Но я сделаю все, чтобы ты сама отдала мне и то, и другое.
-- Здесь всего лишь немного не убрано… – фыркнула я.
– Немногo? Эту квартиру надо сжечь, наемница. Останки закопать , а пепелище обработать дезинфектором. Из брандспойта.