Москва – город хлебосольный, рада принимать встречных и поперечных, а генералов и подавно; грузная, но не без военной выправки, фигура Павла Петровича скоро стала появляться в лучших московских гостиных.
Быть молодым и не уметь – это сносно; но состариться и не быть в силах – это тяжело.
Он любил не как мальчик, не к лицу ему было вздыхать и томиться, да и сама Лиза не такого рода чувство возбуждала; но любовь на всякий возраст имеет свои страданья, – и он испытал их вполне.
-- В рисунке, да и вообще в жизни, – говорил Паншин, сгибая голову то направо, то налево, – легкость и смелость – первое дело.
Он привык нравиться всем, старому и малому, и воображал, что знает людей, особенно женщин: он хорошо знал их обыденные слабости.
Чужая душа, ты знаешь, темный лес, а девичья и подавно.
Что подумали, что почувствовали оба? Кто узнает? Кто скажет? Есть такие мгновения в жизни, такие чувства… На них можно только указать – и пройти мимо.
Смерть не ждет, и жизнь ждать не должна.
И я сжег все, чему поклонялся;Поклонился всему, что сжигал… –
Паншин помолчал. С чего бы ни начинал он разговор, он обыкновенно кончал тем, что говорил о самом себе, и это выходило у него как-то мило и мягко, задушевно, словно невольно.
Русский человек боится и привязывается легко; но уважение его заслужить трудно: дается оно не скоро и не всякому
Горе сердцу, не любившему смолоду!
...сохранить до старости сердце молодым, как говорят иные, и трудно и почти смешно.