Женщина есть греховный сосуд, способный токмо уводить мужей с пути истинного.
Невозможно придти к свету, не изведав тьмы.
Душа сильна, но тело слабо.
Роженица вопила так, точно лез из нее не младенец, а, по меньшей мере, медведь. Верд, конечно, слыхал, что дело это неприятное, но всяко не больнее, чем схватиться с дюженным отрядом и выжить, а потом три месяца едва двигаться.
— Богам, да будет вам известно, добрачные связи не угодны! — Твоим Богам и пиво не угодно, но ты ж его хлещешь.
Солдат из меня не получился, думал, хоть в храме своё место найду. А он меня гоняет, как служку какого! Плессий человек хороший, но, боги свидетели, я обрадовался, когда его не стало! Правда, думал, что он не помер, как все решили, а в город сбежал. Есть у него там одна бабёнка… Ну да и шварг бы с ним! Сбежал и сбежал! Но на хрена ж ты мне его вернул?!
— Рот закрой, — посоветовал наёмник. — Кулак залетит. — А не муха, нет? — усомнилась колдунья в содержании старого присловья. — Тебе — муха, — согласился Верд. — А ему — кулак.
Но кони не умеют скакать вечно, любая дурь рано или поздно выветрится из головы, а жизнь слишком быстра, чтобы обмануть её галопом.
— А вдруг я правда притягиваю нечисть? Верд покосился на приятеля: — Я вот дураков притягиваю. Это куда как хуже.
Невозможно прийти к свету, не изведав тьмы!
– Ничего-ничего, мы отчистим храм от пыли и грязи, подновим алтарь, заделаем трещины в стенах… – Мы? – подозрительно уточнил Санни. – Я возьму на себя тяжёлую ношу: стану молиться и восхвалять твой труд, брат! – А может, лучше я помолюсь, а вы с извёсткой по коридорам побегаете?
– В лесу? – А вот Талла чуть не ломанулась готовить ночлег сразу же. – Здорово же! Там звёзды! И костёр! И дымок! – И голодные волки, и злой я! – поддакнул Верд.
Предрассветный час - самый тёмный. Он не даёт поверить, что до первых лучей солнца осталось совсем немного, из последних сил борется за царство темноты и пытается лишить надежды, удержать во мраке хоть кого-то, бьётся и визжит.
– Вы гляньте, какая красота вокруг! Разве работа не в радость? – Не-а. Вообще нет, – хором заявили мужчины, но всё равно принялись за дело.
– Я всё объясню! Будь здорова, милая! Я ничего плохого… Ты не подумай… Нет, золотко, это не отрывается… О, ну теперь отрывается. Нет, не трогай папин сюртук. Пожалуйста! Что ж, это уже не отстирать. Теперь это твой сюртук…
– Я спасу нас всех! – заявила хрупкая, нежная девушка, хлеща по полу лентами серебристого света – один в один разозлившаяся кошка лупит хвостом!Дурная надменно подняла подбородок. «Разумеете ли, с кем связались, глупцы?» – говорил весь её уверенный вид. И воины действительно усомнились, чуть отступили: ну как и правда проклянёт?Жаль, один умный среди них всё ж нашёлся.– Идиоты! – Десятник сам проковылял на передовую, опираясь на ножны, как на костыль. – Её колдовство не способно навредить людям!– Да что ты говоришь? – подбоченился Санторий. – Небось и проверить вызовешься, а?– Да легко! – Он кинулся вперёд, занося меч, наверняка испытывая жуткую боль при каждом движении.Талла взвизгнула, вхолостую опутав воина светящимися верёвками и, бросив их, спряталась за спины друзей:– Я передумала! Лучше вы меня спасайте!
– Что, убьёшь меня? Служитель хотел было подтвердить, но всё ж одумался: – Нет уж, дудки! Я слуга богов, а боги несут справедливое возмездие. Я не убью тебя. – Санни пихнул Верда вперёд и закончил: – А вот он, может, да. Я подержу только.
– Спасибо, что спас меня. – Дурная ехидно хихикнула: – Я знала, что нравлюсь тебе!– Нет, – отрезал наёмник.– Ну я же тебе нравлюсь!– Нет, – устало повторил Верд.– Я всё-таки тебе нравлюсь…– Нет! – Охотник едва сдержался, чтобы снова не заставить дурную замолчать, но на ум упорно приходил лишь один способ это сделать.– Знаешь, Верд, – колдунья горестно вздохнула, – иногда мне кажется, что я тебе не нравлюсь… – И тут же, задорно обнимая его, добавила: – Но это быстро проходит!
– Главное, чтобы мужик дурачком был, – сообщила старуха как великую истину. – Глупый мужчина – как глупый кот, – она чмокнула Птенчика в бандитскую морду, – в хозяйстве всегда пригодится.
– И только поэтому ты дурень! Научись, наконец, доверять мне!– Нам! – невинно вставил Санни, вроде бы целиком занятый изучением кружевной салфетки на сундуке.– Нам, – согласилась колдунья. – Ты больше не один. Мы семья теперь.– Ну мы-то ладно, – потупился охотник, с трудом сдерживаясь, чтобы не начать растерянно шаркать ножкой. – А этот нам кто?Талла крепко задумалась, а Санторий поспешил ответить за неё:– А я за любимого дядюшку.– Разве что за четвероюродного… – протянул Верд. – Или ещё кого, кто седьмая вода на киселе…– Зато дорогого! – отрезала Талла.
Посередине двери открылось окошечко с человеческую голову размером. Окошечко явило миру покамест не отделённую от толстой шеи внушительную башку. Её обладатель с непривычки сощурился от яркого дневного света, не узнавая пришельцев.– Пароль? – уточнил он, натужно пытаясь вспомнить, видел ли раньше этих двух мужиков. Тот, что с порезанной рожею, наверняка свой, а вот второй слишком холёный.Вместо ответа Верд резко выбросил вперёд руку, цапнул голову за нос и дёрнул на себя. Голова оказалась снаружи, тело, ясное дело, в окошко не пролезло.– Застрял? – Наёмник заботливо придержал коротко стриженный затылок охранника. – Помочь?И, размахнувшись, выдавил его обратно при помощи кулака. Самое удивительное, что дверь после небольшой задержки действительно распахнулась. Тот же детина, потирая шею, впустил гостей и одобрительно булькнул кровавой кашей на месте рта и носа:– Пароль, конечно, неправильный. Но хороший, чё.Верд хмыкнул: он умел быстро стать своим в любой компании.
Если по-честному, Верд умел делать хорошо не так уж много вещей. Но одно у него всегда выходило ладно: орудовать мечом. Ежедневно упражняясь, до мозолей, до огрубевшей, бесчувственной кожи, он стал мастером, супротив которого мало кто выстоит. Разве что такой же одинокий и никому не нужный вояка.Никому не нужный… Это раньше он так считал. А теперь он подпирал спиной дверь, за которой пряталась его странная, дурная, ненормальная семья. Когда-то наёмник был страшен в бою потому, что не цеплялся за жизнь, в любой миг был готов умереть и утащить с собой врагов. Теперь он страшнее в разы: потому что есть ради кого выживать.