Частная школа для одаренных подростков из богатых семей. Гениальная подруга, которая выращивает ядовитые растения в своей личной оранжерее. И тайна, требующая тщательного расследования… Роман понравится поклонникам «Тайной истории» Донны Тартт и трилогии «Игры наследников» Дженнифер Барнс. Это уникальная Темная академия XXI века, где искусство, эстетика и наука соседствуют с дерзкими экспериментами и новыми технологиями. Кто-то из них знает правду. Кто-то выдает себя за другого. А кто-то… скоро...
Узнать правду или вообразить?
Что выберешь ты?
Ненормально быть без ненормальностей.
Яд каждого растения - будущее лекарство и спасение, а в неумелых руках - орудие убийства.
Я всегда просила попить водички , чтобы отвлечь и отвлечься. Просьба стакана воды - что может быть гуманней и невинней, как не напоить страдающего? И ссора сразу сходит на нет
- Я живу в сумасшествии всю свою жизнь, Костя. Почему не добавить ещё немного?
А я-то думала богатейки с рублевки вычесывают родительские кредитные карты, отовариваясь в бутиках. Но нет, Алла вот крапиву чешет, а еще печет хлеб из выращенной ею пшеницы.»
- Фотографии, - вытащила я охапку черно-белых снимков прошлого века, годов семидесятых. - Но... - не укладывалось у меня в голове. - Эти тоже...Все они были разрезаны, как мои, - зигзагом. Вторых половинок не было. Словно пятилетке дали ножницы и все семейные альбомы - тренироваться вырезать аппликации .
- А кто на них был? - спрашивала я, перебирая раритет. - Кого она вырезала?
(...)
- Не она, внучка. Не она их порезала. Я это сделала, - грустно смотрела она на коробку, выпивая капли второй раз.
- Ты? Зачем, ба? Кого ты отрезала?
Руки бабушки вытянулись к коробке, но в последний момент она отдернула пальцы, не решаясь прикоснуться.
- Прошлое отрезала, внучка, прошлое, которого нет. Его больше нет. Не нужно хранить исчезнувшее.
- Это какой-то секрет? Кого ты хотела забыть? Кто исчез, ба?! Расскажи!
- Твое беспамятство о детстве, Кирюша, посланный небом дар. Не о чем нам говорить. Не о чем, внученька.
- Ну ба-а-а!!
- Ты же не хочешь быть такой, как мама, вот и не становись. А если узнаешь...
- Сойду с ума?!
- А? О чем ты, внучка? - захлопала она глазами, удивленно рассматривая распахнутый передо мной альбом, что лежал поверх остатков муки и кругляков пельменного теста.
- Откуда это у тебя?.. Как он оказался здесь? Боже, что с памятью... что?..- Ты достала с антресолей. Забыла?
- Старческая память, внучка, хуже младенческой, - забрала бабушка альбом, поспешно закидывая в корзинку для хранения картошки.
- Ты есть-то будешь?
- Ела! Я уже ела! У нас с памятью, кажись, наследственное, да?
- Это все кролики, Кирюша, радиоактивные кролики...
Больше всего на свете я боялась стать такой, как моя мама. В ней был намешан коктейль непонятных для меня поступков, историй, разговоров: то ли реальных, то ли выдуманных.~
Мне по межгороду звонить некому. Мама никогда не подходила к телефону, особенно после случаев, когда ей несколько раз позвонил енот. Это не прозвище. Она была уверена, что говорит с живым енотом. (Сколько ж надо было радиоактивных кроликов слопать, чтобы еноты по телефону звонили?)
В семье Журавлевых царило безмолвное согласие. Папа соглашался с мамой, лишь бы избежать ее припадочной истерики; я соглашалась с ними обоими, лишь бы избежать придирок и вопросов о своем университетском будущем; а мама не соглашалась ни с кем. Делала она это в фирменном запатентованном стиле - хватала с подоконника герань, из чулана тяпку, скрываясь в неизвестном направлении. Даже в феврале. Всегда с геранью и тяпкой в обнимку.
Как только перестало грохотать и взрываться, прищурившись, я открыла глаза. Я звала бабушку, звала Максима, но не слышала свой голос. Кашляя в рассеявшемся дыму, шатаясь, я пробовала встать оглушенной взрывами и пожаром лесной антилопой.
И снова это... снова оно нахлынуло... мои глаза прослезились – не от ужаса, а от красоты...
Как только я поднялась на ноги и огляделась по сторонам – как это было красиво: туманные клубы дыма, серый пепел, сливающийся в объятия с белоснежным снегом, ниспадающие дождем искры и алое платье, напитавшееся кровью.
И цветы...
Пепел, снег, искры... но откуда на наши головы падали цветы?
Вспомнив слова Кости, я смотрела сейчас на ожившую картину, которой Воронцовы шантажировали его. на той картине Алла нарисовала уничтоженную галерею и тело поверх носилок, накрытой белой простыней.
Она грозилась навредить себе и империи, если отец с матерью не станут исполнять ее волю, но в итоге получила свое будущее таким, каким сама себе и предсказала.
Максим произнес, рассматривая меня, почти вспоминая: - Угораздило же тебя стать единственной девушкой, на которой я собирался жениться... но никогда не смогу. Какой жвачкой горе зажевать? Не знаешь? - Попробуешь в следующей жизни, когда родишься журавлем.
«- Чтобы влюбиться достаточно нескольких минут. Чтобы возненавидеть - хватит одной.»
«... «почему мать сошла с ума?! Как это случилось?»...
... - Это радиоактивные кролики виноваты, Кира. Спроси у бабушки. Она знает. Это все кролики, дочь...
...На кроликов списывались все неприятности в семье. Ангина - кролики. Моя пара по алгебре - «что вы хотите от ребёнка, это всё кролики, которых мы съели!» Просрочили взнос по кредиту - какая может быть память после столь памятной крольчатины?!»
«- Ты уже особенная, Кирочка, - отвечала бабушка. - Мы любим тебя. Любой. Надеюсь, она говорила не про мои шесть пальцев на левой ноге (тоже из-за кроликов.)»
«Это моя медитация. Каждый день я вычесываю крапиву. А я-то думала богатейки с рублевки вычесывают родительские кредитные карты, отовариваясь в бутиках. Но нет, Алла вот крапиву чешет, а еще печет хлеб из выращенной ею пшеницы.»
«Он был мной, я была им. Мы были серыми журавлями, которых Костя окольцевал во Фрингилле: небоокого самца и шестипалую самку.»
«Я встала на ноги. И продолжу вставать, сколько бы раз не упала, сколько бы болячек не вспыхнуло на коленях, порезов, ран и заноз. Я буду бороться, буду идти вперед, буду жить, так как решу. Шапка упала с головы. Я не пыталась сделать падение максимально незаметным, как делают фигуристы. Я человек. Мы падаем, мы раздираем кожу, но мы встаем, чтобы идти.»
«И почему меня так тянет ко всему таинственному? Не могу пройти мимо загадки, интриги и домысла. Перечитала все детективы в книжном шкафу бабушки. Если бы папа не запретил пойти в стрелковую школу, из меня бы вышла классная сотрудница полиции.»
«Боже, как прекрасно что-то не знать! Как упоительно чувствовать эту жажду и делать первый глоток! Наконец-то я испытала это! Незнание и обретение!»