Любящее сердце против машины диктатуры. В своем первом американском романе Владимир Набоков рассказывает историю философа, оказавшегося перед выбором: сохранить убеждения или подчиниться тоталитарному режиму. Однако в центре книги не только политика, но и трогательная связь отца и сына, ради которой, по словам самого автора, этот роман и был написан. «Под знаком незаконнорожденных» (1947) – первый роман Владимира Набокова, созданный после переезда из Франции в Америку, в один из самых...
В каждой маске из тех, что он примерял, имелись прорези для его глаз.
- А, "философия". Ну это-то вам знакомо. Это когда пытаешься вообразить mirok [мелкий розоватый картофель] вне всякой связи с тем, который ты съел или еще съешь.
Машина исчезла, хотя квадратное эхо ее захлопнутой дверцы еще повисело в воздухе, словно пустая, черного дерева картинная рама.
Я, если угодно, скорблю обо всем, что случилось в русской литературе.
Есть дружбы, подобные циркам, водопадам, библиотекам; есть и иные, сравним их со старым халатом.
«Попробовать» – это и значит съесть.
Мы можем легко представить себе людей, которые в 3000 году нашей эры, презрительно усмехаясь нашим наивным нелепицам, заменяют их нелепицей собственной выделки.
Свет зажгли в том доме, где я, и вид в окне умер. Все стало чернильно-черным с бледно-синим чернильным небом, — "пишут черным, расплываются синим", как обозначено на склянке чернил, но здесь не так, не так расплывается небо, но так пишут деревья триллионами их ветвей.
Кошка поднялась, словно вскипевшее молоко, громко мурлыча.
Качество есть не более чем один из способов распределения Количества.
— Молочник утром рассказывал мне, — говорил он, — что по всей деревне висят плакаты, призывающие население непринужденно ликовать по случаю восстановления полного порядка. Предложен и распорядок праздника. Нам надлежит собираться в наших обычных воскресных пристанищах — то есть в кафе, в клубах, в помещениях наших обществ — и хором петь, прославляя Правительство. Во все районы назначены распорядители ballonov. Непонятно, правда, что прикажете делать тем, кто и петь не умеет, и ни в каких сообществах не состоит.
Гнетущее чувство нарастало в нем: он пуст и никогда больше не напишет книги, он слишком стар, чтобы, наклонясь, перестроить мир, распавшийся, когда она умерла.
Круг между тем потягивал свой коньяк и нежно нянчил стакан.
Итальянистый попрошайка в картинных лохмотьях, малость перемудривший, проделав особенно жалостную дыру там, где ее обыкновенно ни у кого не бывает, — в донышке своей ожидающей шляпы, — стоял, старательно сотрясаясь от малярии, под фонарем парадного подъезда. Три медяка упали один за другим и продолжали падение.
Человек, никогда не принадлежавший к масонской ложе или к землячеству, клубу, союзу и тому подобному, — это опасный и ненормальный человек. Конечно, некоторые организации были из рук вон плохи, их теперь запретили, и все-таки человеку лучше принадлежать к политически ошибочной организации, чем не принадлежать ни к какой вообще.
Он был из тех людей, которых любишь не за какой-то блестящий талант .., но потому, что каждая проведенная с ним минута приходится ровно впору твоим жизненным меркам. Есть дружбы, подобные циркам, водопадам, библиотекам; есть и иные,
сравним их со старым халатом.
... эти скучные части слагались в замечательно уютное и гармоничное целое... он был надежен, как окованный сталью дубовый сундук
Люди созданы, чтобы жить вместе, чтобы обделывать друг с другом дела, беседовать, петь вместе песни, встречаться в клубах и в лавках, на перекрестках, — а по воскресеньям — в церквях и на стадионах, — а не сидеть в одиночку и думать опасные мысли.
Будущее всякий может создать, но только мудрый способен создать прошлое.
- А я сегодня чувствую себя чересчур. - Чересчур что? - спросил он, хлопнув дверцей буфета. - А просто чересчур. Везде чересчур.
закат ушел, побросав в беспорядке багровые останки дня