Любовь многолика, как Агапэ, так и Эрос, и я хотела доказать свою любовь к Стивену, делая для него все возможное, но иногда эта любовь так запутывалась в сетях тревоги из-за ответственности за него, что было трудно понять, где заканчивалась забота и начиналась любовь.
«Краткая история времени» была выражением триумфа Стивена над силами природы, болезни, паралича и самой смерти. Это был триумф, в котором участвовали мы оба, напоминающий страстную борьбу и пьянящие победы первых лет нашего брака.
Его узнавали повсюду: толпы людей останавливались и аплодировали ему на улице.
Я описала метания между сверкающими вершинами блистательного успеха и черным болотом обострившегося заболевания и нашего отчаяния, с очень короткими ровными отрезками пути между ними.
Наши судьбы были так крепко связаны узами времени, что он никогда не стал бы мне безразличен, какими бы сложными ни были обстоятельства жизни обездвиженного гения, сделавшие его таким незаурядным.
Наш брак и та огромная сложная конструкция, в которую он превратился, определил всю мою взрослую жизнь, став итогом моих самых важных достижений: продолжение жизни Стивена, дети, семья и дом. Это была длинная история наших совместных сражений с его болезнью и история его успеха наперекор всему.
Было бесполезно пытаться говорить о том, что, вопреки отчуждающему безумию физики и истощающим непрестанным требованиям болезни, я честно старалась быть Стивену хорошей женой; что, несмотря на все виды терапии, медицинское оборудование и ораву сиделок, несмотря на обилие научных работ, уравнений и совещаний, я честно старалась делать все, что было в моих силах, какой бы исковерканной ни стала моя собственная жизнь.
Естественно, имя Стивена было полезнее, чем мое. Это оказался тяжелый удар. Как я и подозревала, вне брака и отдельно от Стивена я была никем.
Улыбка на его лице, когда он парил в свободе невесомости, растрогала бы звезды.
Его улыбка растрогала и меня до глубины души и заставила задуматься над тем, какой честью было пройти вместе с ним даже небольшой отрезок на его пути в бесконечность.
... скажу тебе то, что всегда говорю, когда ничего изменить нельзя: думай о хорошем
Свободная воля - это основное условие человеческого существования.
Никто не мог быть уверен в том, что Стивен проживет положенные ему семьдесят лет.
В 1600 году Джордано Бруно был сожжен за то, что осмелился рассуждать на астрономические темы, однако Галилея не устрашила его судьба.
Галилей приговорили к домашнему заключению на вилле в Арчетри, где он, старый, слепой и бесправный, король бесконечного пространства, заключенный в ореховой скорлупе, красноречиво жаловался на пропасть между обширной областью его исследования и ограничениями физической свободы - ситуация, которой нам было легко проникнуться: "Эта вселенная теперь съежилась для меня до объема, ограниченного моими физическими ощущениями".
Галилей умер 8 января 1645 года, в год рождения Ньютона и ровно за триста лет до рождения Стивена. Неудивительно, что Галилей стал героем Стивена. Получив в 1975 году награду из рук папы, он начал единоличную компанию по реабилитации Галилея.
Мы гармонично уживались в быту и работе, поддерживали друг друга, проявляли интерес к занятиям друг друга, несмотря на значительную дистанцию между нашими областями науки, попытки расстроить наш брак и неизбежное ухудшение состояния здоровья Стивена.
Мы привыкли жить одним днем, решая проблемы по мере их появления, а не загадывая наперед и не строя воздушных замков.
Когда человек борется с судьбой, действительно значимо лишь главное: жизнь, выживание и смерть.
Я смотрела и слушала, и меня терзал неоспоримый парадокс: одним махом смерть стирала ученость, опыт, героизм, доброту, достижения, воспоминания о жизни, из которой уходил человек; в то же время внутри меня зрело чудесное начало новой жизни, чистая страница, на которой еще предстояло появиться знаниям, опыту, достижениям и воспоминаниям. Рядом со мной стоял отец моего ребенка, молодой и полный сил, несмотря на надвигающуюся инвалидность.
Как и ко многим важнейшим событиям в жизни, невозможно подготовиться к моменту, когда родители становятся нашими пожилыми детьми, а мы зажаты между поколениями как начинка в сэндвиче. И так же невозможно предупредить человека о травме, которую он ощутит, когда умирают родители, сколько бы лет им ни было.
Я пришла к выводу, что Америка – неплохое место для здоровых и успешных людей, но для слабых и немощных, для тех, кто не по своей вине стал жертвой родовой травмы, несчастного случая или болезни и не может позаботиться о себе, это был жестокий мир, где выживал сильнейший.