«Гомер, сын Мандельштама» – это второе издание опубликованного десять лет назад романа «Гомер», а его новое название позаимствовано с любезного разрешения Елены Зейферт из ее рецензии, появившейся тогда же в журнале «Знамя». Игорь (Гошка) Меркушев, в детстве прозванный Гомером, собирается в день своего шестидесятилетия уйти из жизни – только так он может загнать в ловушку совершившего тяжкое преступление и неотступно им преследуемого высокопоставленного чиновника. Рассказывая о себе, своих...
К слову, до сих пор не люблю лохматых, кудлатых и бородатых. Как неприлично шумлив Ландау рядом с Капицей, как примитивен Хемингуэй в сравнении с гладко выбритым Сэлинджером.
Почему всегда шёпотом? Наверное, так бежали от ощущения, что ахеян - слишком много; так прятались от чеканного вещания дикторов, неестественного энтузиазма передовиков и невыразительного мата приотставших; так скрывались в нашем канале спецсвязи, в котором громкие голоса вдруг да воскресили бы неприязненно сухие вопросы генералиссимуса и заученно-бодрые ответы маршала.
Что оставалось в пору, когда выход из лабиринта стали указывать не мы, а нам - как заблудившимся несмышлёнышам? Когда пошла странная селекция: в нашем "детском саду" отбирались самые, как по лекалам, плохиши - и те в одночасье становились волшебно умными и достигающими.
Что оставалось нам? Только приноравливаться. И, чтоб не так сильно хотелось удавиться, иногда бунтовать.
Что останется, когда энергия русских прорывов истает бесследно, когда русская Троя уйдёт в нети, в археологическую глубину?
Что, кроме мучительных метаний Толстого, психопатических страниц Достоевского, историй болезней по доктору Чехову?
Думаю, что ещё гоголевское: "... зачем вы меня обижаете?" с напрашивающимся ответом: "Да просто так, от нечего делать".
Ещё два-три художника, два-три композитора, два-три грандиозных открытия...
И всё.
А Сахаров, как полузадушенный Лаокоон, из последних сил умоляет не доверяться ложным символам и смыслам... но кто когда слушал Лаокоона?
Но никакой ахейской мрази не позволительно убивать троянца безнаказанно! Это так, иначе Троя всё ещё обречена. Это так, иначе в моей жизни всё, кроме сына, было напрасно.