С отъездом пассажирки с клипера и после побывки господ офицеров на берегу в кают-компании по-прежнему скоро воцарилось согласие. Ни у кого не являлось мысли кому-нибудь "запалить в морду", на клипере не разило духами и помадой, и боцмана да и господа офицеры не стеснялись уснащать командные слова вдохновенной морской импровизацией. Капитан снова ходил в засаленном сюртуке, спал и ругался отлично, похудеть не желал, и жидкие косички супруги больше не беспокоили его воображения. Старший офицер остался при старом мнении, что пассажирка, хоть и недурна собой, но “глупая женщина”, а милорд снова стал цедить, что в ней нет “ни-че-го осо-бен-но-го”, и писал длиннейшие письма к своей невесте. Бакланов, кажется, починил свое “разбитое сердце” за ужином с наездницей из цирка в Гонконге, а доктор перестал проповедовать о разводе.
Было что-то необыкновенно привлекательное в тонких чертах этого маленького, выразительного, умного личика с нежными, отливавшими румянцем, щеками, капризно приподнятым красивым носом, тонкими алыми губами и округленным подбородком с крошечной родинкой. Особенно мила была улыбка: ласковая, открытая, почти детская. Но взгляд блестящих карих глаз был далеко не “ангельский”, как уверял Цветков. Напротив. В этом, по-видимому, спокойно-приветливом ясном взоре как будто прятался насмешливый бесенок и чувствовалась кокетливая уверенность хорошенькой женщины, сознающей свою привлекательность и избалованной поклонниками.
Мало вам, что ли, влюбляться на берегу - еще в море захотелось! - заметил, улыбаясь, «дедушка». -Сколько у вас будет соперников. Друг дружку станете ревновать.
Жизнь впереди пригодится, а не то, что отдавать ее из-за бабы...
Все, впрочем, согласились на том, что хотя и англичанки, и француженки, и китаянки, и японки, и каначки ничего себе, «бабы как бабы», но русские все-таки гораздо лучше.
… но находил ее вообще «молодцом-дамой». Ее не укачивает, держит она себя просто и умно, без всяких, как он выражался, «цирлих-манирлихов» и «не разводит антимонии», как вообще дамы, изображающие из себя «разварную лососину».
И сам загадочный и таинственный дедушка-океан, вея приятной прохладой и выдыхая аромат озона, и был в самом милостивом и благодушном настроении, как бы стараясь оправдать свою далеко не справедливую кличку «Тихого». С ласковым рокотом, неторопливо и плавно катил он могучие светло-синие волны, бережно и спокойно, словно добрый пестун, покачивая на своей мощной, коварной груди маленький трехмачтовый клипер.
Прелестные были дни, но едва ли не лучше были эти быстро, почти без сумерек, опускавшиеся над клипером ласковые южные ночи с мириадами звёзд, ярко мигающих с высокого темного купола. Нежной прохладой дышат эти чудные ночи, навевая невольные грёзы и наполняя душу безотчётным восторгом.
Она невольно восхищалась этой безумной, чисто славянской выходкой, испытывая в то же время эгоистически приятное чувство женщины, из-за которой человек готов совершить невозможную глупость.
Из Калькутты он послал это письмо-монстр, деликатно зафранкировавши его, и просил отвечать в Мельбурн.