В 19 веке многие писательницы использовали мужские псевдонимы, чтобы вызвать у читателей более серьёзное отношение к своим произведениям. Среди них Жорж Санд, Марко Вовчок, В.Крестовский, Джордж Элиот… Последнего в этом списке, одного из самых популярных авторов Викторианской эпохи на самом деле звали Мэри Энн Эванс. Её роман «Мельница на Флоссе», предлагаемый в сокращённом переводе, был впервые опубликован в трёх томах 4 апреля 1860 года. Книга охватывает временной период от 10 до 15...
... для того, чтобы глупость расцвела пышным цветом, нет лучше средства, чем пичкать ум кучей предметов, к которым он не питает никакого влечения.
Тайны редко выходят наружу или раскрываются тем путем, который подсказывает нам наш страх.
Радость и мир — не в смирении: смирение — это добровольное приятие боли, которая не утихает и — вы это знаете — никогда не утихнет. Не смирение, а атрофия чувств и мыслей — вот к чему может привести ваше желание ничего не знать, закрыть все пути, которые позволили бы вам познакомиться с окружающей жизнью. Я не хочу смирения: боюсь, жизнь слишком коротка, чтобы выучить этот урок.
«[...] тот, кто сеет добрые семена вместе с плевелами, не снимет хорошего урожая.»
Нужно было быть хорошо знакомым с модами тех времен, чтобы понять, как далеко отстало от них шелковое платье стального цвета, но, судя по созвездиям желтых пятнышек, раскиданных по ткани, и по источаемому им затхлому запаху, наводящему на мысль о сыром сундуке для белья, оно, по всей вероятности, принадлежало к числу одеяний столь давнего геологического периода, что скоро снова могло войти в моду.
Вы ни дать ни взять как тот пьяный, который считает, что все кроме него, хватили лишку.
Мистер Глегг, как все люди подобного склада, был крайне скрытен относительно завещания, и у миссис Глегг, когда она бывала в мрачном расположении духа, возникало предчувствие, что, подобно другим мужьям, о которых ей доводилось слышать, он затаил в душе низкое намерение усугубить ее печаль по поводу его кончины, оставив ее в нищете; она твердо решила, что в таком случае на шляпке ее почти не будет крепа и плакать она станет не больше, чем если бы он был ее вторым муже .
Миссис Глегг остановилась: поучать ближних ради их блага, да еще с таким жаром, - естественно, занятие утомительное.
Все знакомые с детских лет предметы, будь то простая задвижка на окне или дверная щеколда, имеют свой неповторимый голос – голос, который, затронув в нас душевные струны, пробуждает глубоко скрытые чувства.
Путь мученичества и долготерпения, где растут лавры, куда более нам по душе, чем крутая тропа терпимости, справедливой снисходительности и самообвинения, где никто не возложит на наше чело лавровый венок.
Ах, эти горькие печали детства, когда страдания нам внове, когда у надежды еще не отросли крылья, чтобы переносить нас через дни и недели, и расстояние от лета до лета представляется неизмеримым!
Люди, склонные смаковать свое плохое настроение, обычно поддерживают его, принося никому не нужные жертвы.
... ничто не уводит нас так далеко от истины, как проницательность, если она случайно нападет на ложный след.
Как ни странно, самые гордые и упрямые люди способны скорее других менять свою позицию и противоречить самим себе столь неожиданным образом; для них нет ничего труднее, чем признать, что они потерпели поражение и должны начинать жизнь сначала.
В беде вся земная мудрость ничто в сравнении с каплей простой человеческой жалости.
Как правило, мы судим о поступках других людей по конечным результатам – да и возможно ли иначе? – ведь нам неизвестен путь, который приводит к ним.
Слишком умная женщина - что длиннохвостая овца: дороже ее за это не ценят.
Люди, живущие далеко от нас, естественно, имеют меньше недостатков, нежели те, кто находится на глазах, и если учесть отдаленность Эфиопии и то, как мало дела имели с ее обитателями греки, излишне спрашивать, почему Гомер называл эфиопов безгрешными.
Увы, жалость и сочувствие встречаются в жизни куда реже, чем осуждение, – ими награждают нас лишь люди праведные.
... только широкий умственный кругозор приводит людей к терпимости.