– Я сейчас тебя со свету сживу, если ты не заткнешься, – прошипела Акулина.
– Руки коротки! Зубы мелки! – Элена брякнула пустым бокалом по сервировочному столику и показала Акулине кукиш.
- Ты была с ним на той самой охоте! Ты была рядом! Ты была там! И ты НИ - ЧЕ - ГО не сделала!
К своему пятидесятилетию мачеха Акулины пришла, почти не растеряв ни молодости, ни стати. Впору было именно её заподозрить в сделке с дьяволом. Впрочем, вполне вероятно, что так оно на самом деле и было. Красоту Мириам не смогли убить ни годы, ни беспрестанное курение, ни алкоголизм. И да, дебелость, пышнотелость и почти животная сексуальность Элены не шли ни в какое сравнение с утонченным аристократизмом Мириам, вечно пьяной, вечно горько-ироничной властительницы мужских сердец.
- Ещё вопрос кто у нас тут владычица, а кто - деревня!
В галерее имени себя и гетеры Тася-Таис выставляла не только собственные весьма посредственные картины, но и такие же посредственные картины своих учеников. Не нужно было быть ни искусствоведом, ни ценителем, чтобы понять очевидное. Тася-Таис была бездарна. Бездарна, но предприимчива!
И блаженностью, и придурковатостью Таисия Славинская прикрывалась мастерски.
Иногда они с Акулиной создавали кратковременную коалицию, чтобы нападать на остальных членов клана Славинских. Маменька Тихона являлась для них постоянным триггером, от ежечасных нападок её спасало лишь расстояние.
– Сядь, – промурлыкала Элена одновременно ласково и требовательно. – Не нужно создавать дополнительное… – Она задумалась, воздев к потолку густо подведенные глаза. – Напряжение.
– Напряжение? – Акулина растянула тонкие губы в хищной улыбке, снова вгрызлась в мундштук. – По-твоему, вот это все! – От взмаха руки с папироски прямо на персидский ковер осыпался столбик пепла. – Вот это все, по-твоему, всего лишь напряжение?!
– Кто это в борделе вспомнил бога?!
Страшно хотелось курить. Он бросил курить три года назад, бросил легко, без физических и душевных терзаний, но сейчас остро завидовал Акулине, в чьих тонких и цепких пальчиках нервно подрагивала вставленная в мундштук папироска.
Алекс Уваров не стал занимать отведенное ему место в мизансцене, предпочёл остаться молчаливым наблюдателем. По крайней мере до тех пор, пока не уляжется буря и созданный ею хаос.