Произведение Дэна Симмонса, известного своими романами «Гиперион», «Террор» и «Друд», переведено на 20 языков и выпущено в 27 странах. События разворачиваются в 1924 году. Экспедиция на высочайшую гору мира приостанавливается из-за загадочного исчезновения двух альпинистов. Спустя год три смельчака – британский поэт, гид из Шамони и американец-идеалист – решают повторить попытку восхождения. Финансирование обеспечивает леди Бромли, чей сын также пропал на Эвересте в 1924 году. Хотя молодой...
— Значит, вас интересуют антарктические экспедиции тридцать третьего и тридцать пятого годов?
— Наверное, — сказал я. — Понимаете, у меня появилась идея написать психологический триллер, действие которого происходит в Антарктике. Все, что вы мне расскажете о Южном полюсе, будет очень полезно. Особенно страшное.
— Страшное? — Перри снова улыбнулся. — Триллер? А вашим персонажам придется иметь дело с какими-нибудь враждебными силами, кроме холода, тьмы и одиночества?
Немного растерявшись, я улыбнулся ему в ответ. Вырванные из контекста, сюжеты книг часто выглядят глупо. А если честно, то иногда и в контексте. Действительно, я думал о гигантском страшилище, которое будет преследовать, убивать и поедать моих персонажей. Только еще не придумал, что это может быть.
— Вроде того, — признал я. — Что-то действительно большое и грозное пытается уничтожить наших героев, нечто, живущее во тьме и холоде. Оно пытается пробраться в их ледяную хижину, вмерзший в лед корабль или еще куда-нибудь. Нечто нечеловеческое и очень голодное.
— Пингвин-убийца? — предположил мистер Перри.
Я заставил себя рассмеяться вместе с ним, хотя моя жена, мой агент и редактор задавали этот вопрос каждый раз, когда я заговаривал об антарктическом триллере. «И что, Дэн? Этот твой монстр будет чем-то вроде пингвина-убийцы, мутанта?» Все шутят одинаково. (И до сих пор я не признавался, что действительно думал о мутанте, гигантском пингвине-убийце, как об антарктической угрозе.)
Чистит зубы 1 февраля и в тот же день принимает ванну, если вода очень горячая, а в противном случае откладывает это до следующего года.
– Примусы практически не ломаются, – возражает Же-Ка. – Роберт Фолкон Скотт тащил печку девятьсот миль до Южного полюса и почти столько же назад. – Тебе известно, что случилось со Скоттом и его спутниками.
Вчера на завтрак, обед и ужин я пытался сосать замороженную картошку и бобы в форме консервной банки. У них был вкус керосина, как и у всего остального, что шерпы несли в своих тюках.
Даже высокие растения в горшках, расставленные по углам, у колонн и возле окон, выглядели слишком официально для простых представителей флоры; казалось, им тоже хочется надеть смокинг.
С этого момента ты сам за себя отвечаешь. Постарайся держать бутылку виски подальше от спальни, член — в штанах, а голову — в книгах, пока не получишь диплом. Любой диплом.
Есть в Англии и в Европе, подумал я, это все равно что отправиться в Китай и привыкать пользоваться палочками.
Даже попытка мысленно составить из слов предложения напомнила мне документальный фильм о летчиках Королевских ВВС Великобритании, которые решали математические задачи в барокамере с пониженным давлением, как в самолете на большой высоте — именно на такой высоте мы находились уже больше семидесяти двух часов. Каждый пилот не только не смог решать задачи, но упал ничком на свою парту.
Финч посмотрел на него так, словно тот говорил на суахили. (Хотя потом я понял, что это неудачное сравнение, потому что, как выяснилось, Джордж Ингл Финч действительно немного говорил на суахили, а понимал почти все.)
— Люди, планирующие предстоящий день, не поют вполголоса «ом мани падме хум», сидя в позе лотоса...
Мы будем осторожны, но придется идти в их ловушку. Представим, что мы — ночной патруль на нейтральной полосе. — А велики ли шансы остаться в живых после ночного патрулирования нейтральной полосы? — спросил я. — Нет.
Я почувствовал укол ревности и тут же мысленно пнул себя в зад.
Джейк, ты должен научиться говорить смерти „пошла ты на хер“ и идти дальше
...кто-то почтительно поинтересовался у Скотта, почему он отсутствует дольше, чем другие, когда выходит из палатки на жуткий холод по естественной надобности. «В основном, — ответил он, — из-за трудностей извлечения двухдюймового инструмента из семидюймового слоя одежды».
А восхождение на Эверест при свете звезд станет пиком моей альпинистской карьеры. — Если только не концом карьеры...
шпионаж - это по большей части выплата денег неприятным субъектам.
— Это другая красота, сэ… мистер Черчилль, — сказал я. — Там скалы, лед, резкий свет, воздух. Почти все, включая воздух, обжигающе холодное. Выше базового лагеря нет никакой растительности, даже лишайников. Ни одного живого существа, кроме альпинистов и воронов. Ни деревьев, ни листьев, ни травы… почти ничего мягкого, мистер Черчилль. Только скалы, лед, снег и небо. Здесь несравненно… мягче. Человечнее…
Если вам кажется, что это здорово, то вы не видели фреску "Врата ада" на потолке у подножия главной лестницы - Веррио изображает врата ада как пасть гигантского кота, проглатывающего нагие потерянные души, словно истерзанных мышей.
Пик Маттерхорн предлагает очень простой выбор: оступишься влево, и умрешь в Италии; неверный шаг вправо, и смерть настигнет тебя в Швейцарии.
Если ты достаточно быстр, иногда гравитация замечает тебя не сразу.