И Зое опять стало спокойно.
Просто с этим спокойствием было что-то не то. Она без конца замеряла ощущения. Вроде бы удивительно приятно: знать, что тебе напишут, позвонят, не предадут, отвезут, накормят, уложат спать, спасут. Жить жизнь без ожидания подвоха.
«Не страстный роман, просто приемлемый», – где-то прочла Зоя. Смысл фразы ей был понятен. Вместе с тем Зоя чувствовала, что появившееся в жизни спокойствие было неодухотворённое. Какое-то тупое. Мещанское. Буржуазное.
Ну у тебя хоть секс есть. А у моего “Сатисфаера” скоро уже выгорание случится.
«Russian literature is better than sex»
Зое нравилось, что ей обладают, что она ничего не решает, что она чувствовала себя чьей-то, поддатливой, готовой на всё. Зое хотелось тогда, чтоб он её – этим грязным порнушным словом – поимел. Да и просто имел – во времени present continuous.
Иногда Зоя совсем не вывозила новогодней вакханалии и писала отцу: «Папочка, мне так грустно». Он отвечал: «Доча, ну это нормально. Без остановки радуются только дебилы».
...ханжеское отношение к мату – удел провинциальной интеллигенции. Столичная же использует его с обилием и шиком.
Они не любили молодость. И от зависти или от страха выбирали её презирать.
Переписывание. Главное занятие сценариста. Жалко, что в это не веришь на самом старте. Думаешь: брехня, я с первого раза смогу. Опытные коллеги объяснили Зое: наибольшего успеха в деле достигают не пресловутые гении. А те, кто готов переписывать, пока не сдохнет.
С дерзостью работает вот какая штука. Однажды ты понимаешь, что у тебя есть право на определённые вещи. Это право никто не может выдать, его можно просто без спроса взять.
Надо иметь некоторую смелость принять тот факт, что ты – художник среднего пошиба. Второго ряда. А то и третьего. Крепкий. Мастеровитый. Умелый. Но не великий и не гениальный. Что делаешь ты пусть и качественный, пусть даже и неглупый, но всё-таки – мейнстрим.
Каждый декабрь Зоя страдала, ведь декабрь – не месяц вовсе; увеличительная линза для каждого жизненного промаха, для каждого момента испанского стыда, для всего, что не получилось
Зое давно не нравилась взращённая терапией мысль искать корни проблем в ошибках воспитания, перекладывать все беды на семью. Это всё ясно и понятно. Жить-то надо как-то сейчас.
Однажды женщины устают любить мудаков. И решают полюбить кого-нибудь хорошего.
Когда у одного из друзей появляется любовь, достигнутые договорённости в дружбе словно обнуляются. Больше нельзя рассчитывать на совместный отпуск и приезд среди ночи. И дружба, какой бы она ни была, всегда отходит на второй план. Партнёр ближе и важнее. Расстаться с возлюбленным кажется более страшным, чем потерять друга. Можно представить себе сочувствие коллег, когда ты говоришь: «Я рассталась с бойфрендом». Но можно ли – на фразе «Я рассталась с другом»? Представима ли эта фраза вообще?
Зоя удивлялась тому, что нередко, рассказывая приятельницам о новых завязавшихся отношениях, первой реакцией были вопросы «а он высокий?», далее «а кем он работает?» (что в переводе с деликатного – «а деньги есть?»), следом – «а секс был?». На жалобы о проблемах в уже длительных отношениях, вопрос «как у вас с сексом?» задавался тоже одним из первых.Так странно. Уместнее же спрашивать: а ты хочешь его целовать? он умеет тебя услышать? ты можешь закрыть глаза на его бесячие стороны?
От разделённой любви рождаются красивые дети, от неразделённой – хорошее кино.
Зоя не раз замечала, что разговоры о чьём-то разводе, разделе имущества или, напротив, свадьбе зачастую заслуживали куда больше внимания, чем обсуждение проблем одиночек.
Везде как будто бы одна и та же мысль транслируется: если ты влюблён в человека слишком (не спишь, не ешь, плачешь под Лану Дель Рэй), ты типа недоразвитый тинейджер. Как будто это не окей – быть привязанным к кому-то. А если ты переживаешь боль от расставания больше месяца, то ты как бы лох.
К тому же Андрей напомнил Зое о простой, но давно позабытой истине: когда ты нравишься человеку, ты знаешь об этом наверняка.
Каждый декабрь Зоя страдала, ведь декабрь – не месяц вовсе; увеличительная линза для каждого жизненного промаха, для каждого момента испанского стыда, для всего, что не получилось.