Мои цитаты из книг
Очам казалось близко видно, а ногам пришлось обидно.
Проза выдающегося русского писателя Николая Лескова очень глубока по содержанию и совершенна по языку. Поэтому мы с всё большим интересом открываем для себя этого автора. Повесть «Скоморох Памфалон» написана в творческой полемике с Флобером, опубликовавшим примерно в то же время своё «Чудо св. Антония». Русская общественность была восхищена флоберовской адаптацией католической легенды. Лесков же решил познакомить читателя с византийскими легендами, которые считал наиболее тонкими по духу. Первым...
– В чем же, однако, состоит твоя вера, веселый беззаботный человек?
– Я верю, что я сам из себя ничего хорошего сделать не сумею, а если создавший меня сам что нибудь лучшее из меня со временем сделает, ну так это его дело. Он всех удивить может.
Проза выдающегося русского писателя Николая Лескова очень глубока по содержанию и совершенна по языку. Поэтому мы с всё большим интересом открываем для себя этого автора. Повесть «Скоморох Памфалон» написана в творческой полемике с Флобером, опубликовавшим примерно в то же время своё «Чудо св. Антония». Русская общественность была восхищена флоберовской адаптацией католической легенды. Лесков же решил познакомить читателя с византийскими легендами, которые считал наиболее тонкими по духу. Первым...
стал раздумывать: как в самом деле трудно, чтобы и в почести остаться и самому вести жизнь по Христову учению?
И как только начал Ермий сильнее вникать в это, то стало ему казаться, что этого даже и нельзя совсем вместе соединить, а надо выбирать из двух одно любое: или оставить Христово учение, или оставить знатность, потому что вместе они никак не сходятся, а если и сведешь их насильно на какой-нибудь час, то они недолго поладят и опять разойдутся дальше прежнего. «Уйдет один бес и опять воротится, и приведет еще семерых с собою».
Проза выдающегося русского писателя Николая Лескова очень глубока по содержанию и совершенна по языку. Поэтому мы с всё большим интересом открываем для себя этого автора. Повесть «Скоморох Памфалон» написана в творческой полемике с Флобером, опубликовавшим примерно в то же время своё «Чудо св. Антония». Русская общественность была восхищена флоберовской адаптацией католической легенды. Лесков же решил познакомить читателя с византийскими легендами, которые считал наиболее тонкими по духу. Первым...
Знает тот, кто со стороны смотрит, а не тот, кто свое дело делает. Кто делает, тому на себя не видно.
Проза выдающегося русского писателя Николая Лескова очень глубока по содержанию и совершенна по языку. Поэтому мы с всё большим интересом открываем для себя этого автора. Повесть «Скоморох Памфалон» написана в творческой полемике с Флобером, опубликовавшим примерно в то же время своё «Чудо св. Антония». Русская общественность была восхищена флоберовской адаптацией католической легенды. Лесков же решил познакомить читателя с византийскими легендами, которые считал наиболее тонкими по духу. Первым...
Сказано мудрым, что привычка приходит как странник, остается как гость и потом сама становится хозяином. Деготь, побывав в чистой бочке, делает ее ни к чему больше не годною, как опять же для дегтя.
Проза выдающегося русского писателя Николая Лескова очень глубока по содержанию и совершенна по языку. Поэтому мы с всё большим интересом открываем для себя этого автора. Повесть «Скоморох Памфалон» написана в творческой полемике с Флобером, опубликовавшим примерно в то же время своё «Чудо св. Антония». Русская общественность была восхищена флоберовской адаптацией католической легенды. Лесков же решил познакомить читателя с византийскими легендами, которые считал наиболее тонкими по духу. Первым...
Птицеликий, разворачивай крылья! Перо к перу, как лепесток к лепестку, лови восходящий поток, пропитанный влагой и пылью. Пусть наша жизнь будет подобна буре, чистой и сильной, пусть воздух будет сладок и свеж, пусть твое сердце поет, как перо на ветру…
Семнадцатилетняя Лика Вернер после покушения на ее жизнь обнаруживает, что в состоянии стресса может ненадолго перемещаться в тела других людей. Лика уверена, что сходит с ума, пока не встречает человека, который подозрительно хорошо осведомлен о такого рода "симптомах". Захватывающий роман о любви на фоне восхитительных декораций: альпийские предгорья, мегаполисы Европы, улочки крымских городков, пейзажи Тибета и Саудовской Аравии. Роскошная жизнь швейцарской аристократии, тайные организации,...
Нет ничего более болезненного, чем думать о вещах, у которых нет будущего.
Семнадцатилетняя Лика Вернер после покушения на ее жизнь обнаруживает, что в состоянии стресса может ненадолго перемещаться в тела других людей. Лика уверена, что сходит с ума, пока не встречает человека, который подозрительно хорошо осведомлен о такого рода "симптомах". Захватывающий роман о любви на фоне восхитительных декораций: альпийские предгорья, мегаполисы Европы, улочки крымских городков, пейзажи Тибета и Саудовской Аравии. Роскошная жизнь швейцарской аристократии, тайные организации,...
"Есть вещи, которые не забываются. Их просто невозможно забыть. Память словно фотографирует их, а фотографию потом всегда держит под рукой."
Семнадцатилетняя Лика Вернер после покушения на ее жизнь обнаруживает, что в состоянии стресса может ненадолго перемещаться в тела других людей. Лика уверена, что сходит с ума, пока не встречает человека, который подозрительно хорошо осведомлен о такого рода "симптомах". Захватывающий роман о любви на фоне восхитительных декораций: альпийские предгорья, мегаполисы Европы, улочки крымских городков, пейзажи Тибета и Саудовской Аравии. Роскошная жизнь швейцарской аристократии, тайные организации,...
" ... не суди по внешности, внешность- ничто."
Семнадцатилетняя Лика Вернер после покушения на ее жизнь обнаруживает, что в состоянии стресса может ненадолго перемещаться в тела других людей. Лика уверена, что сходит с ума, пока не встречает человека, который подозрительно хорошо осведомлен о такого рода "симптомах". Захватывающий роман о любви на фоне восхитительных декораций: альпийские предгорья, мегаполисы Европы, улочки крымских городков, пейзажи Тибета и Саудовской Аравии. Роскошная жизнь швейцарской аристократии, тайные организации,...
Когда мы выгорим, высохнем, станем пустыми и ломкими, как тростник,
Ты будешь врать мне, что я все еще красива. А я буду верить, черт с ним.
Когда уголь станет золой, иссякнет сангрия, остынет вишневый пирог,
Мы сядем в саду и будем смотреть, как вскрывают деревянный порог
Легионы молодых кленов, как ветшает наш дом остовом затонувшего корабля,
Как внуки топают по дорожкам с карманами, полными миндаля…
Когда праправнуки оборвут последние фонарики физалиса в цветнике,
Мы с тобой станем легче линий на пальцах, тоньше кости на виске.
С нас сойдут все оболочки, одна за другой, останется одно
Остекленелое, сочащееся на срезе сиянием, нервное волокно,
Прошитое насквозь корнями древ, укрытое дерном – теплейшим из одеял.
И я-волокно, я-нерв все еще буду помнить, как ты меня обнимал…
Когда рухнет последний столетний клен, с юга на север, а может быть,
С востока на запад здесь ляжет дорога: ухабы-столбы…
Дорогу, извиваясь, пересечет другая, потом еще одна, и еще одна.
Паук-перекресток будет плести паутину из асфальта и железнодорожного полотна,
Пока однажды утром солнце ошарашено не упрется лбом
В здание вокзала, а оно будет, как водится, с голубями да с витражным стеклом.
Когда здесь будут прощаться, встречаться, греть сумочки на коленях, как щенят,
Пить водку и кофе с цикорием, мять носовые платки, когда будут менять
Сим-карты, валюту, билеты, жизнь – одну на другую, – мы с тобой
Будем слушать песню колес (чем не сердца стук?)… А когда, бог ты мой,
Кто-то придумает воздушные поезда, воздушные колеи, воздушный порт, —
Наш вокзал растерзают бурьян и терновник – до самых костей и аорт…
И когда еще каких-нибудь пару вечностей спустя, когда Гольфстрим
Станет горной рекой, Гималаи уйдут под воду, а Луна расколется на куски…
Когда на то самое место, где наша дочь пару вечностей назад рисовала мелом кота, —
Примяв бруснику, опустится инопланетное судно… И даже тогда,
Когда на теплую обшивку корабля слетятся погреться земные жуки, —
Я буду с тобой рядам, ты только представь, на расстоянии вытянутой руки.
Семнадцатилетняя Лика Вернер после покушения на ее жизнь обнаруживает, что в состоянии стресса может ненадолго перемещаться в тела других людей. Лика уверена, что сходит с ума, пока не встречает человека, который подозрительно хорошо осведомлен о такого рода "симптомах". Захватывающий роман о любви на фоне восхитительных декораций: альпийские предгорья, мегаполисы Европы, улочки крымских городков, пейзажи Тибета и Саудовской Аравии. Роскошная жизнь швейцарской аристократии, тайные организации,...