Мои цитаты из книг
— Война во Вьетнаме – грязная война, — неуверенно произносит Джо.
— Вы знали, куда идут ваши изделия?
— Нас увлекали технические проблемы.
— Погодите, Джо, вам регулярно сообщали об эффективности оружия в ходе боевых действий, о недостатках, не так ли? Так что вы наверняка представляли, сколько вы сбили наших самолетов. Вы имели за это награды?
— Не мы затеяли эту войну.
Уолтер разглядывает его, как ископаемое чудовище, этакое безобразное, некогда опасное насекомое.
— Прошло столько лет, а вы, Джо, ничего не пересмотрели, ничему не научились, ни в чем не…
Происходит непредусмотренное. Джо вскакивает, наставляет на Уолтера палец точно пистолет.
— Вы сегодня посадили бы Розенбергов на электрический стул? Посадили бы? Отвечайте – да или нет?
— Конечно, нет, — спокойно отвечает Уолтер.
— Потому что законы и взгляды ваши сегодня другие. Какого же черта вы судите меня по законам того времени! Вы не имеете права! Это подлог, бесчестный подлог. Америка была символом империализма. Американская молодежь оплевывала вьетнамскую агрессию.
— Но они не стреляли в своих. Они оставались патриотами, — парирует Уолтер.
— Не произносите при мне это слово – патриот! Что это такое? — Джо почти кричит. — Хотите знать, что такое ваш хваленый патриотизм? Хотите?
— Давайте выкладывайте.
— Это убежище подлецов, последнее, к чему они прибегают. Так сто лет назад сказал Лев Толстой.
Роман "Бегство в Россию" – продолжение излюбленной темы Д. Гранина: проблема нравственного выбора ученого, особенно если род его занятий – ядерная физика. Сильное авантюрно-детективное начало сближает повествование и с шпионским романом. Прообразами двух героев стали реальные лица, имеющие отношение к супругам Розенберг, американским гражданам, обвиненным в шпионаже в пользу России… В 1956 году мир облетела сенсационная новость: двое талантливых американских ученых, инженеров-радиотехников,...
Ради этих ребят он на многое мог пойти, правда тут же заворчал:
— Поразительно, как легко вы принимаете унизительные условия. У вас на все готово оправдание – во имя дела. Ваши родители так же покорно сидели и ждали ареста.
— А что они могли сделать? — спросил Марк.
— Бежать. Хотя бы бежать.
— Куда?
— Куда угодно.
— Легко сказать.
— Я знаю, что говорю.
Марка затолкали, задергали, чтобы не спорил.
— Рабская психология, — настаивал Андреа. — Интересы дела выше интересов личности – это мораль рабов.
— Что же, по-вашему, интересы личности выше?
— Конечно, — не задумываясь ответил Андреа. — Выше интересов личности ничего не должно быть.
Его утверждения отпугивали, они не вязались с детства усвоенными понятиями, что жизнь их принадлежит Родине, партии.
— Если таковы ваши убеждения, ради бога, жертвуйте собою. Но требовать этого от каждого нельзя. Вы ничем не обязаны ни правительству, ни народу. Вы свободные люди, поймите это.
Роман "Бегство в Россию" – продолжение излюбленной темы Д. Гранина: проблема нравственного выбора ученого, особенно если род его занятий – ядерная физика. Сильное авантюрно-детективное начало сближает повествование и с шпионским романом. Прообразами двух героев стали реальные лица, имеющие отношение к супругам Розенберг, американским гражданам, обвиненным в шпионаже в пользу России… В 1956 году мир облетела сенсационная новость: двое талантливых американских ученых, инженеров-радиотехников,...
Когда мы под автоматами эсэсовцев копали себе могилу, я поинтересовался у своего соседа Семы Капелюшника, который копал рядом со мной, что он об этом думает. Я повернулся к нему и спросил, может ли он мне дать такое определение культуры, чтобы я был уверен, что погибаю не зря, что, может быть, оставляю после себя какое-то наследие. Он мне ответил, но младенцы на руках у матерей — матери с детьми были освобождены от копания могилы — так верещали, что я не расслышал… Тогда, продолжая копать, он подмигнул мне, придвинулся и повторил: «Культура — это когда матери с малолетними детьми освобождены от копания собственной могилы перед расстрелом».
В бывшего эсэсовца Шатца вселяется призрак расстрелянного им в Освенциме еврея: театральный комик по прозвищу Чингиз-Хаим... Роман "Пляска Чингиз-Хаима", написанный в 1967 г., не удостоен литературных премий, однако считается лучшим в зрелом возрасте Р. Гари. Виртуозно написанный бурлеск переводит опыт осмысления Второй мировой войны в план онтологического союза Жизни и Смерти, палача и его жертвы, высокой трагедии и площадной комедии.
Знаете, что я вам скажу, Хаим? Вы вышли из моды. Устарели. Вы намозолили глаза человечеству. Оно жаждет нового. И не желает больше слышать про ваши желтые звезды, печи крематория, газовые камеры. Оно жаждет чего-нибудь другого. Новенького. Жаждет идти вперед! Аушвиц, Треблинка, Белзен — все это становится банальностью. Молодежи это уже ни о чем не говорит. Молодые пришли в этот мир с атомной бомбой, у них в глазах солнце. Для них эти ваши лагеря уничтожения такая серость! Хватит с них неумелой халтуры!
В бывшего эсэсовца Шатца вселяется призрак расстрелянного им в Освенциме еврея: театральный комик по прозвищу Чингиз-Хаим... Роман "Пляска Чингиз-Хаима", написанный в 1967 г., не удостоен литературных премий, однако считается лучшим в зрелом возрасте Р. Гари. Виртуозно написанный бурлеск переводит опыт осмысления Второй мировой войны в план онтологического союза Жизни и Смерти, палача и его жертвы, высокой трагедии и площадной комедии.
Впрочем, всему миру известно, что евреев никто не убивал. Они умерли добровольно. Я слежу за всеми новинками, можете мне поверить, только это и делаю, и буквально только что обнаружил в книге некоего Жана Франсуа Стейнера «Треблинка» весьма доказательные утверждения: мы, оказывается, выстраивались в очередь в газовые камеры. Да, кое-где in extremis, то есть в последний момент, кое-кто пытался возмутиться, в Варшавском гетто в частности, но большинство, как правило, выражало полную готовность, послушание и волю к уходу из этого мира. Потому что была жажда умереть. Это было коллективное самоубийство, ни больше и ни меньше. Вскоре кто-нибудь скажет полную правду о нас. Новый бестселлер наглядно докажет, что нацисты были всего лишь орудием в руках евреев, которые желали умереть, но при этом предстать жертвами
В бывшего эсэсовца Шатца вселяется призрак расстрелянного им в Освенциме еврея: театральный комик по прозвищу Чингиз-Хаим... Роман "Пляска Чингиз-Хаима", написанный в 1967 г., не удостоен литературных премий, однако считается лучшим в зрелом возрасте Р. Гари. Виртуозно написанный бурлеск переводит опыт осмысления Второй мировой войны в план онтологического союза Жизни и Смерти, палача и его жертвы, высокой трагедии и площадной комедии.
— Мыло? Зачем мыло? Нет! Уже двадцать два года я не пользуюсь мылом: никогда ведь не знаешь, кто там в нем.
Но я все так же услужливо протягиваю ему мыло. Комиссар дрожащим пальцем указывает на него.
— Кто это? — кричит он. — Кто это мыло?
Я пожимаю плечами. Откуда мне знать? Это же было массовое производство, мыло изготавливали огромными партиями и не писали на каждом куске «Яша Гезундхайт» или «Цаца Сардиненфиш».
В бывшего эсэсовца Шатца вселяется призрак расстрелянного им в Освенциме еврея: театральный комик по прозвищу Чингиз-Хаим... Роман "Пляска Чингиз-Хаима", написанный в 1967 г., не удостоен литературных премий, однако считается лучшим в зрелом возрасте Р. Гари. Виртуозно написанный бурлеск переводит опыт осмысления Второй мировой войны в план онтологического союза Жизни и Смерти, палача и его жертвы, высокой трагедии и площадной комедии.
Существуют слова, которые не нужно дважды повторять еврею, и слово «газ» как раз к ним и относится.
В бывшего эсэсовца Шатца вселяется призрак расстрелянного им в Освенциме еврея: театральный комик по прозвищу Чингиз-Хаим... Роман "Пляска Чингиз-Хаима", написанный в 1967 г., не удостоен литературных премий, однако считается лучшим в зрелом возрасте Р. Гари. Виртуозно написанный бурлеск переводит опыт осмысления Второй мировой войны в план онтологического союза Жизни и Смерти, палача и его жертвы, высокой трагедии и площадной комедии.
Мне было всего двенадцать лет, как раз накануне бармицвы, когда рабби Цур, который хотел сделать из меня достойного и уверенного в своих достоинствах человека, поведал мне одно правило жизни и сказал, что это правило я никогда не должен нарушать. Ни под каким предлогом и ни в каких обстоятельствах я не должен рассматривать человечество слишком близко и слишком пристально. Я захотел узнать почему. Святой этот человек, похоже, впал в некоторое замешательство. Потому, наконец объяснил он мне, что оно ослепляет. Видишь ли, Мойшеле, человечество до того прекрасно, что вполне достаточно его любить, ему служить, но никогда не надо слишком внимательно в него вглядываться. Иначе рискуешь утратить зрение, а то и рассудок.
В бывшего эсэсовца Шатца вселяется призрак расстрелянного им в Освенциме еврея: театральный комик по прозвищу Чингиз-Хаим... Роман "Пляска Чингиз-Хаима", написанный в 1967 г., не удостоен литературных премий, однако считается лучшим в зрелом возрасте Р. Гари. Виртуозно написанный бурлеск переводит опыт осмысления Второй мировой войны в план онтологического союза Жизни и Смерти, палача и его жертвы, высокой трагедии и площадной комедии.
Так что все-таки не перевелись еще высокородные особы, которые умеют не только одеваться, но и сохранять, невзирая на штормы и приливы, острую как бритва складку на брюках и жестко накрахмаленное собственное достоинство.
В бывшего эсэсовца Шатца вселяется призрак расстрелянного им в Освенциме еврея: театральный комик по прозвищу Чингиз-Хаим... Роман "Пляска Чингиз-Хаима", написанный в 1967 г., не удостоен литературных премий, однако считается лучшим в зрелом возрасте Р. Гари. Виртуозно написанный бурлеск переводит опыт осмысления Второй мировой войны в план онтологического союза Жизни и Смерти, палача и его жертвы, высокой трагедии и площадной комедии.
Думаю, я единственный слышал его: у нас очень чуткие уши, вся наша история — сплошная тренировка слуха. Припав ухом к стене гетто, мы напряженно вслушивались, тщетно пытаясь уловить приближение спасителей, помощи извне. Никто так и не приходил, но, поскольку мы все время напрягали слух, он развился у нас, и мы стали нацией музыкантов. Горовиц, Рубинштейн, Менухин, Хейфиц, Гершвин и тысячи других — выходцы из еврейских местечек, затерянных на русской равнине: держа все время ушки на макушке, мы научились уже издалека улавливать топот копыт казачьей конницы, стук сапог на улицах Амстердама, постоянные перемены настроений Германии, украинских атаманов и Святой Руси
В бывшего эсэсовца Шатца вселяется призрак расстрелянного им в Освенциме еврея: театральный комик по прозвищу Чингиз-Хаим... Роман "Пляска Чингиз-Хаима", написанный в 1967 г., не удостоен литературных премий, однако считается лучшим в зрелом возрасте Р. Гари. Виртуозно написанный бурлеск переводит опыт осмысления Второй мировой войны в план онтологического союза Жизни и Смерти, палача и его жертвы, высокой трагедии и площадной комедии.