— Богатый человек может иметь свои причуды, сударь, потому что у него есть чем за них заплатить, — сказал хозяин.
Нужда научит всему, мой дружок. Нужда — мать смелости.
Так, значит, вы лишены всего, что связывает других людей! — воскликнул изумленный Квентин. — У вас нет ни законов, ни начальников, ни определенных средств к жизни, ни домашнего очага! Да сжалится над вами небо — у вас нет родины, и — да просветит и простит вас всевышний! — вы не веруете в бога! Так что же у вас есть, если нет ни правительства, ни семьи, ни религии?
— У меня есть свобода, — ответил цыган. — Я ни перед кем не гну спину и никого не признаю. Иду куда хочу, живу как могу и умру, когда настанет мой час.
— Но ведь по произволу каждого судьи тебя могут казнить?
— Так что же? Рано или поздно — все равно надо умирать.
— А если тебя посадят в тюрьму, — спросил шотландец, — где же тогда будет твоя хваленая свобода?
— В моих мыслях, которые никакая цепь не в силах сковать, — ответил цыган. — В то время как ваш разум, даже когда тело свободно, скован вашими законами и предрассудками, вашими собственными измышлениями об общественных и семейных обязанностях, такие, как я, свободны духом, хотя бы их тело было в оковах. Вы же скованы даже тогда, когда ваши члены свободны.
— В монахи! — воскликнул Лесли. — Клянусь небом, ничего подобного никогда не случалось со мной! Никому с самого моего рождения и в голову не приходило сделать из меня монаха… Это даже странно, когда хорошенько подумаешь, потому что, если бы не эта проклятая грамота, которая мне никогда не давалась, не псалмы, которых я не перевариваю, да не одежда — вылитая смирительная рубаха, прости мне Матерь Божья (тут он перекрестился), а главное, не посты, с которыми не мирится мой аппетит, — из меня, право, вышел бы монах хоть куда; во всяком случае, не хуже моего весельчака приятеля из монастыря святого Мартина.
Большая радость подчас утомляет не меньше тяжелого труда.
Ни в какой игре не следует отчаиваться, пока она не проиграна!
Сатана всегда найдет себе дело, когда враги встречаются под личиной дружбы.
Опасность, которую предвидишь, уже не опасность.
- Я не знаю лучшего предмета для насмешки, чем глупость умных людей.
...уши королей подобны вкусу избалованного больного, который не переносит горечи спасительного лекарства