admin

Он издевается над другими, но над ним не издевается никто. У него на это монополия.

Доктор Фишер из Женевы, или Ужин с бомбой

Грэм Грин

В романе "Доктор Фишер из Женевы, или Ужин с бомбой" магнат доктор Фишер, ставя своеобразный эксперимент, выясняет, каковы границы жадности и до какой степени унижения и опасности могут дойти люди, чтобы заполучить роскошные подарки. Доктора Фишера поражают не прогнозируемые пороки гостей, так как он хорошо знает своеобразную натуру и безмерные аппетиты богатых людей, а отказ мужа дочери, человека небогатого, от навязанной глумливой игры. Финал романа многозначен, автор добивался того, чтобы...

Я думаю, что души развиваются из зародыша, как мы сами. Мы в зародыше – еще не человеческие существа, в нас есть еще что-то от рыбы, и зародыш души – еще не душа. Сомневаюсь, чтобы у маленьких детей души было больше, чем у собак, может быть, поэтому католическая церковь изобрела чистилище.

Доктор Фишер из Женевы, или Ужин с бомбой

Грэм Грин

В романе "Доктор Фишер из Женевы, или Ужин с бомбой" магнат доктор Фишер, ставя своеобразный эксперимент, выясняет, каковы границы жадности и до какой степени унижения и опасности могут дойти люди, чтобы заполучить роскошные подарки. Доктора Фишера поражают не прогнозируемые пороки гостей, так как он хорошо знает своеобразную натуру и безмерные аппетиты богатых людей, а отказ мужа дочери, человека небогатого, от навязанной глумливой игры. Финал романа многозначен, автор добивался того, чтобы...

Люди верующие или сентиментальные уверяют, будто бог жаден до нашей любви. Я предпочитаю думать, что, судя по тому миру, который, как говорят, он создал, у него, наверное, жадность только к нашему унижению, а эту жадность разве можно когда-либо утолить? Она бездонна. Мир становится все более и более несчастным по мере того, как бог бесконечно закручивает гайки, хотя порой и подкидывает нам подарочки, чтобы облегчить унижения, которые мы терпим: ведь всеобщее самоистребление препятствовало бы его цели.

Доктор Фишер из Женевы, или Ужин с бомбой

Грэм Грин

В романе "Доктор Фишер из Женевы, или Ужин с бомбой" магнат доктор Фишер, ставя своеобразный эксперимент, выясняет, каковы границы жадности и до какой степени унижения и опасности могут дойти люди, чтобы заполучить роскошные подарки. Доктора Фишера поражают не прогнозируемые пороки гостей, так как он хорошо знает своеобразную натуру и безмерные аппетиты богатых людей, а отказ мужа дочери, человека небогатого, от навязанной глумливой игры. Финал романа многозначен, автор добивался того, чтобы...

Думаю, что никогда не перестаешь любить, но перестать быть влюбленным так же легко, как охладеть к писателю, которым увлекался в детстве.

Доктор Фишер из Женевы, или Ужин с бомбой

Грэм Грин

В романе "Доктор Фишер из Женевы, или Ужин с бомбой" магнат доктор Фишер, ставя своеобразный эксперимент, выясняет, каковы границы жадности и до какой степени унижения и опасности могут дойти люди, чтобы заполучить роскошные подарки. Доктора Фишера поражают не прогнозируемые пороки гостей, так как он хорошо знает своеобразную натуру и безмерные аппетиты богатых людей, а отказ мужа дочери, человека небогатого, от навязанной глумливой игры. Финал романа многозначен, автор добивался того, чтобы...

Глупо верить в такую вещь, как везение, и тем не менее все мы разделяем эту веру каждый раз, когда переходим улицу с оживленным движением.

Толстяк вывел Тадео из комнаты. Тот продолжал полировать воздух перед собой, как собака, которой снится сон.

И как бы мне ни хотелось, чтобы моя жена вела здоровый образ жизни, людей совсем без пороков я обычно на дух не выношу. Они путают эгоистичный инстинкт самосохранения с чувством морального превосходства над окружающими. Не говоря уже о том, что просто высасывают жизнь из окружающих одним своим присутствием.

Иначе говоря, я не понимаю современного искусства. И я уверен, что оно не понимает меня. Поэтому мы стараемся держать дистанцию и не лезть друг к другу без надобности.

"Oops," I said. "I'll remember that."
"You won't remember shit, pendejo, I hit you again."
Hard to argue with logic.

Five thousand years of civilization, more or less, twenty three hundred years since the libraries of Alexandria, over a hundred years since the invention of flight, wafer-thin computers at our fingertips, which can access the intellectual riches of the globe, and judging by the girls in that room, the only advance we'd made since the invention of fire was turning like into an omni-word, useful as a verb, a noun, an article, the whole sentence if need be.