— Много днэй назад, — сказал он с лёгким акцентом, — один моральный урод хотэл обесчестить мою сестру. За пять минут я сдэлал из него урода физического.
Смерть его не угнетала, но ожидание конца было убийственным само по себе. Ежесекундно пребывать в напряжении, совершать чудовищно сложный выбор на каждом шагу, скоропалительно решать, выстрелить или договориться, повернуться спиной или нет, пойти направо или налево — и всё это лишь для того, чтобы купить себе лет тридцать точно таких же скитаний.
Никто не заслуживает умереть дважды, потому что никто не заслуживает дважды жить.
— Да мы все в рубашках родились! — Ага. В смирительных.
Я привык всегда побеждать. Но не потому, что я лидер или герой. Просто я очень боюсь проигрывать. Не умереть боюсь, а сдаться. Ведь после этого жизнь уже никогда не будет прежней: Проходит время, ты вспоминаешь, как шёл к чему-то и сломался на середине пути. А затем понимаешь, что ведь можно было тогда что-то предпринять, и говоришь себе: чёрт побери, я протормозил! Расклеился и начал ныть, когда можно было сделать то-то и то-то. Вот чего я боюсь.
— У мудрых восточных народов есть много хороших высказываний, — объяснил Технарь. — Согласно одному из них, ученик должен быть благодарен за любой полученный в жизни урок. Всё, что вытворяет с ним учитель, пойдёт ему лишь во благо. Это надо понимать.
Дело было даже не в том, что его собственная жизнь под угрозой. Гораздо хуже то, что на волоске повисли все его представления о самой безопасности как таковой. Если человек не способен оградить себя и тех, кто ему дорог, от предсказуемого процента проблем, то весь его опыт выживаемости, накопленный поколениями, попросту обесценивается.
Забудь про то, кем был раньше, потому что этого уже никто не помнит.
Эта дорога была шириной в полмили — явление, обычное для Техаса, где каждый путник едет где хочет, придерживаясь лишь общего направления.
Если уж дождь начнётся, то льет как из ведра.