admin

Да, стадо всегда будет стадом, а сила — силой. Да, ради блага большой части стада сгорит малая, но это никакая не «трагедия», это просто цена вопроса. Конечно, хорошо бы обойтись без таких жестких мер; но уж если так случилось, свои должны понимать: значит, именно такое решение приняли коллеги с более высокими уровнями допуска. Мир, знаете ли, управляем.

Подарил Огонь — в башкирской космогонии, не той, что записывали по деревням «фольклористы», а в настоящей, Мир — Волк, состоит из Огня (рыжей собаки), Камня (Земли) (аю, медведя), Воды (черной змеи), Ветра (вороны или сороки). Если Миру предъявить свое право на обладание ими, он наделяет ищущего каждым из этих даров, пока человек не станет целым и не вернет эти дары Миру. Принято считать, что первые два дара — огненный и водяной, можно получить, не прерывая социальной жизни; более того, чтобы властвовать над людьми, знания не ищущими, человек-начальник должен быть Огнем, иначе из его руководства ничего путного не выйдет. Оттого Власть теснейшим образом связана с кузнечным ремеслом — пока человек собственноручно не отковал нож или меч — свою душу, то править людьми из своего сердца он не может. В этой связи интересна аллюзия с типовой завязкой многих европейских мифологических сюжетов — заметьте, там меч не куют, а обретают. Сие, на взгляд автора, символизирует осознаваемую на архетипическом уровне неавтохтонность источника Власти в мире Запада. Там властители лишь марионетки некоей силы, получающие Власть из источника, упорно сохраняющего анонимность.

Так бывает всегда — когда люди обнаруживают войну, они быстро избавляются от лишнего. Сомнения — лишнее. Человек с сомнениями приносит беду всему подразделению, это он постоянно отстает, теряет доверенное имущество, ломает единственную лопату, попадает в плен. Его надо постоянно выручать и подгонять. Потому сомневающихся ненавидят все, и товарищи о оружию, и командиры.
Особенно командиры. Это оттого, что подчас сомневающийся заставляет командира стать убийцей — от приносящего несчастье надо избавиться, и командир вынужден отделить сомневающегося, послать его на смерть вместо нормального бойца, чтоб подразделение получило с его смерти хоть немного выгоды. Делается это всегда обманом, и от этого командир ненавидит сомневающихся еще сильнее: негодный для войны человек заставляет командира обманывать и убивать своих, что делает войну совсем уж поганым занятием. Вот что самое хреновое на войне. Не страх, не смерть, не ее насмешливая и бессмысленная несправедливость, а именно это. Страх проходит, а это — нет, оно намертво впивается в душу и лежит на самом ее дне тяжелой склизкой тухлятиной. Именно это будит тебя посреди ночи через десяток лет, и ты к концу второй сигареты в тысячный раз повторяешь все те же расчеты и делаешь все тот же вывод — да, я тогда поступил верно, и идешь обратно в постель, а на душе все равно лопается корка, и что-то жгучее сочится из трещин.

Кидать — очень опасная штука. Такого вообще не бывает: кинуть — и потом спокойно спать. Кидалу всегда находят и наказывают. Короче, кидать нельзя. Как бы. Но уж если ты собрался кого-то кинуть, то кидать надо сразу на все. Так, чтоб прокинутого раздавило, расплющило, окончательно и бесповоротно, в говно, в парашную грязь, до паморок. Если ты не умеешь кидать ТАК — на все, на полную, до кости, до последного гроша — не берись. Убьют, без вариантов.

— Давайте выпьем за «подсолнухи»… Чтобы их росло в Зоне все больше и больше… И чтобы все они доставались нам! — Эти слова я произнес тоном оргазмирующего оптимиста.
— Лучше давайте за то, чтобы их росло в Зоне ровно три штуки в год. Но чтобы все эти три штуки доставались нам! — поправила меня рассудительная Гайка.
«А ведь мерзавка права! — подумал я. — Вот он — хваленый женский прагматизм!»

В общем, как говорим мы, сталкеры, в таких случаях, «Дело было плевым: семь минут страха, пара обмоченных портков и две семерки на мизере в прикупе».

— Что-то ты долго в этот раз, — проворчал мой лучший друг.
— Если бы мы были внутри пиндостанского фильма, я бы ответил тебе: «Пробки на дорогах». А так скажу по-отечественному: завали хлебало и радуйся.

-... А я — я всегда выбирал свободу. Потому что наука это и есть свобода. А мы, ученые, — паладины этой свободы!
«Да уж, свобода… Сиди себе в лаборатории по двенадцать часов в сутки… геморрой насиживай, питайся бутербродами и питательным растворимым кофе, трахай виртуальных телок в ММОРПЖ и жди зарплаты…

Взвейтесь кострами, Бочки с бензином! Мы пионеры — Дети грузинов…

Я закрыл глаза Шланга и подумал: «В кои-то веки порок в лице Шланга наказан, да еще и так оперативно. Бросил пацана — погибни сам. Если бы в Зоне так было всегда, плохие люди здесь вывелись бы за месяц…»