Доверие и есть знание, Дорос. Знание, что тот, кому ты доверяешь, не предаст. А без знания не бывает доверия.
Ни одна гнида не имеет права приходить и заставлять бояться мою женщину. Пугать и наказывать, манипулировать и использовать. Он резко притянул меня к себе. Наклонился к уху и прошептал. – Это право только мое, малышка…
Она шла по сцене, как будто танцует не по полу, а по чьей-то душе. На ней – черное, легкое, как дым, полупрозрачное. И золото – жаркое, дерзкое, цепляющееся за грудь, за бедра, за ключицы. Все расставлено, как акценты в письме убийцы, который вынес приговор.
В чем-то и правда было сходство между алкоголем и женщиной. Есть дешевый шмурдяк, от которого сильное похмелье и только отвращение. Есть попсовая вкусняшка- просекко или розе. Есть красное сухое- милфа чуть за тридцать, сочная и умелая в постели. Есть виски и коньяк. Особая категория. Таких можно и на подольше, но не женой, конечно. Постоянной любовницей. Эксклюзивные эксземпляры. А вот жена- напиток для непьющих. Чистая, родниковая вода, мать ее.
– Почему черный лотос? – спросил он, глядя на мою спину, где проступала татуировка. Я взглянула на него через плечо. – Потому что белый цветет на солнце, а черный – ночью. Черный лотос цветет только ночью. В тех водах, где отражение неба темнее дна. Этот цветок ядовит.
Она танцевала, как будто знает, что убивает. Она извивалась, как змея, как пламя. Иногда казалось, что она смотрит на меня – сквозь вуаль, сквозь музыку, сквозь ночь. И я начал сомневаться – она вообще реальна? Галлюцинация. Сон. Искушение.
Две семьи у полярника, и обе любимые: одна на Большой земле, другая на зимовке. И жизнь так складывается у него, что в одной семье он тоскует по другой, рвется к ней всем своим существом, чтобы потом скучать по этой.
Если люди смеются над своей неудачей, она не очень страшна.
С возрастом инстинкт самосохранения одёргивает человека куда чаще, чем в зелёной юности.
Худший враг человека — безнадёжность.