Свобода странная штука. Слишком похожа на одиночество. Правда?
По местам, мои заклятые друзья. Если у кого есть последнее желание, не озвучивайте, умрите молча..
Одри как-то странно хлюпнула горлом, булькнула носом и прижала ладони ко рту. Ее лицо стало совсем белым. Как-то плохо она успокаивалась. Кажется, все-таки придется ее слегка хлопнуть….
Мы висим над стаей монстров, что тут веселого? – возмутилась она. – В них можно плюнуть, – предложил я..
В общем, смерть слегка разочаровала. Конечно, я далеко не праведник, очень даже наоборот, и потому не ждал ничего благостного и прекрасного, вроде долины цветущих лотосов у реки Аль-Маер, где прохаживаются с задумчивым видом те, кто прожил свою скучную до икоты жизнь. Такого загробного существования я себе точно не пожелал бы. Но я искренне надеялся, что отчаянным грешникам Боги приготовили хоть какие-то развлечения.
– Лекс, заткни пасть, а? – напарник бросил на меня косой взгляд. – Утомил. Когда ты уже найдешь себе другой объект для развлечения? – Никогда, ты останешься первой и любимой женой, – усмехнулся я..
. В этом весь Армон – идиот, способный рискнуть собственной шкурой ради спасения незнакомца..
– Ты ему не сказала. Это был не вопрос, конечно. Я довольно хорошо изучил своего напарника. – Нет, – она поджала губы. – А что так? Постеснялась? Помнится, предлагала ты себя весьма уверенно. Знаешь, у тебя так забавно рот открывается, когда стонешь… – Заткнись, – она побледнела от ярости и глубоко вздохнула, пытаясь успокоиться. – На случай, если ты не знала – у оборотней потрясающий нюх. И Армон как-то говорил, что утратившая невинность женщина начинает пахнуть по-другому. Ну и мужиком от нее разит, с которым была… Тебе нравится пахнуть моим телом, малышка Одри?.
– Идиот, – припечатала Одри и, шатаясь, встала. – Богиня! Я думала, мы сгорим. – Еще не вечер. – Добейте его кто-нибудь! – У нас снова три лошади, – вклинился Армон. – Одна сгорела. – Значит, вы с Одри едете вместе. – Почему я? – вскинулась девушка. – А может, почему – с ним? – Я тоже поднялся, чувствуя себе древнее развалин Антаора и старясь не кряхтеть.
– Ясно. – Отвернулся, и вновь принялся чертить круг, восстанавливая линии. – Лекс? – Что тебе? – оборачиваться не стал. – Не надо меня целовать. Я… грязная. Хмыкнул. Подумал. И расхохотался..