Смелость похвальна, когда она оправдана...
После нескольких дней расследования появилась пища для размышления. Судя по финансовому положению хозяйки кондитерской, организацию не волновали деньги. Я бы поняла, если бы они убивали приходящих людей и забирали их имущество, но по материалам дела, у убитых имелись многочисленные родственники, что и получали все наследство. Тогда должна быть иная цель… Только какая?
тот кого карает Господь всегда сначала теряет разум...
...надо же было придумать невеста высиживающая яйца...
1) Я влетела домой, окрыленная первым в своей жизни успехом. Вот я и рисовала в свободное время. А на конкурс рисунок подала совершенно случайно, на рынке увидела объявление и в выходной отнесла в мэрию картину. Я даже забыла о том, что участвую, но сегодня мне пришло письмо о том, что я выиграла! И не просто выиграла, а мою картину повесили в холле мэрии! И предложили принести другие рисунки. Конечно, это не совсем признание, но ведь первый шаг вверх по лесенке достижений. Рисунки лежали дома, я едва дождалась, когда рынок закроется, и понеслась домой, от радостного возбуждения перепрыгивая через ступеньки.
2) Я долго рассматривала рисунки, пыталась выбрать три самых любимых. Родители не любили, когда я в рабочее время вожусь со своими «каракулями», как они это называли.– Пришла, даже не умылась! И к своим почеркушкам! Что за дочь я вырастила?! Никакой помощи!– Но я помогаю, мама! Я продала все, что ты давала, я весь день на рынке стояла! А еще мою работу выбрали лучшей, и рисунки будут висеть в мэрии. Это же такой шанс, я смогу поступить в академию искусств в Рижбурге, если меня порекомендуют!– Ага, конечно, – мама фыркнула, – в Рижбург она собралась. Хватит страдать ерундой, займись делом, скоро из школы придут девочки, их надо накормить. А это…
3)Она мрачным и не предвещающим ничего хорошего взглядом окинула мои рисунки и сундук с принадлежностями.– Детские глупости. Тебе уже восемнадцать, пора думать о серьезных вещах. Вчера папа общался с господином Дарионом, у него есть сын чуть постарше тебя. Если выгорит, выйдешь замуж, семья очень хорошая. И им нужна нормальная невеста, а не витающая в облаках! Она вдруг схватила небольшой сундучок, где я хранила краски, кисти и остатки пастели, подаренные бабушкой лет пять назад.– Дай сюда! – Мама потянулась и к рисункам. Но я вцепилась в них мертвой хваткой.– Дай, я сказала! Хватит думать о ерунде, спустись с небес на землю, Тиффани. Какая из тебя художница? Дурь! И так все время тратишь, еще мне не хватало перед людьми позориться!
4) Она схватила мои рисунки и потянула на себя, я не отпускала и лишь когда поняла, что сейчас мы разорвем результаты трудов последних лет, разжала пальцы. Мама чуть отшатнулась, но быстро выскочила из комнаты вниз. А я за ней, полная нехороших подозрений.-Мама, отдай! Ты что делаешь?!– То, что должны делать родители! – отрезала она. – Хватит баловаться, Тиффани, учись жить в реальном мире! Забудь о своих глупостях, учись быть женой и хозяйкой! С этими словами мама сделала то, чего я от нее не ожидала. Любой родитель имеет право не одобрять развлечения детей – я так думала, успокаивая себя, что пусть мы по-разному смотрим на искусство, мешать моему маленькому увлечению родители не станут.
5) Но то, что произошло дальше, раскололо мой мир на две части. Оставило позади торговлю фруктами и овощами на рынке, воспитание сестер, редкие одобрительные комментарии отца и строгие наставления мамы о том, как быть хорошей женой и хозяйкой. Мама просто взяла и вышвырнула мои рисунки в огонь, а следом и сундучок.– Нет! – Я бросилась к камину, но гремучая смесь, полетевшая следом за единственным моим сокровищем, полыхнула зеленым пламенем и в считанные секунды от красок, листов и даже деревянного добротного сундука остались только угольки. Со слезами на глазах я смотрела, как обугливаются края рисунка, того самого, мальчика с котиком, по маминой небрежности упавшего чуть подальше от горящих поленьев.
6)– Займись обедом, Тиффани, – холодно сказала мама. – Скоро вернутся сестры. Когда она ушла, я тут же бросилась к камину, погасила пламя и, дуя на пальцы, вытащила остатки рисунка. Он обгорел по краям и покрылся сажей, но чудом сохранился. И если бы трезво мыслить не мешала обида, я бы даже нашла в его новом состоянии очарование. Как у старинного рисунка, заботливо сохраненного меж страниц толстой книги. Злость, смешанная с досадой и легким страхом перед неизвестностью в чужой семье, толкала вперед, шептала на ухо коварные слова: «Беги, Тиффани! Это же так просто! Почему они решают, как тебе жить? Неужели ты мало сделала в помощь семье, что не заслуживаешь даже честного разговора?»