Неужели не выбьется из ума моего эта негодная Оксана? – говорил кузнец, – не хочу думать о ней; а всё думается, и, как нарочно, о ней одной только. Отчего это так, что дума против воли лезет в голову?
М-да… голову я себе, похоже, все-таки застудила, раз в нее такие глупости лезут. И другие части тела тоже, потому что, как ни просил лисий папа убрать руки, которыми я обнимала себя, пряча грудь, ничего у него не вышло. В конечном итоге оборотень бросил это неблагодарное занятие, обозвал меня просто и скучно: идиоткой.
Если очень хочешь чего-то, а никак не получаешь это, то просто перестань это что-то хотеть.
Он с детства хотел быть врачом — то есть сначала, как все — космонавтом, а потом сразу — гинекологом
Известно, что гинекологов на флоте реально не хватает. Хороший гинеколог на ракетном крейсере или на атомной подводной лодке - большая редкость. То ли потому, что они там никому на хрен не нужны, то ли это от качки - сказать сложно.
И еще понимаешь, что за плечом у тебя стоит смерть и неторопливо ждет, пока тебе наскучит эта битва за жизнь... или пока ей наскучит смотреть... Ждет, чтобы взять эту жизнь себе и потом с улыбочкой подглядывать из-за угла, как ты своими белыми губами шепчешь ей под размеренный писк наркозного аппарата: вернись, вернись, вернись... пожалуйста, вернись...
Чтобы как-то найти себе место для ночлега, решили осветить окрестности факелом. Для чего были использованы старые трусы Максим Максимыча, пропитанные подсолнечным маслом. Старые трусы окрестности освещали плохо и изрядно чадили, нагоняя дополнительную жуть на и без того малопривлекательный ландшафт. Наконец, в тусклом, семейном в горошек, свете удалось обнаружить нечто напоминающее островок суши с поваленным деревом
Ледяное молодое янтарное вино в запотевших кувшинах, сыр сулугуни, нежный, как дыхание девственницы, сациви, бхали, хинкали, источающие божественный сок, и венец стола – молочный поросенок, жаренный на вертеле. Тот самый поросенок, который, «когда узнал, что ти приезжаешь, – пошел и сам зарэзался, да?!!!!»
Кое-как выйдя из останков «Москвича» и подняв капот, мы пытались, стоя посреди проезжей части, вернуть к жизни этот чудопродукт отечественного индустриального онанизма.
Сидим с женой в постели, пьем «Шандон» и думаем, как классно сэкономил Папандопулос на контрацептивах. Ведь недаром говорят старожилы: «Слетел гондон – неси „Шандон“!»