Нам обоим было очевидно, что через пару дней голодной диеты у меня настолько сведет живот, что даже тюря для свиней покажется королевским кушаньем, что уж говорить о тюремной каше, а падение куска хлеба на пол перестанет являться достаточной причиной, чтобы отдавать его крысам.
— Принесите ниме Войнич какую-нибудь обувь, — с раздражением в голосе велел хозяин.
— И вязаные носки, — добавила я просто для того, чтобы увидеть лицо известного бабника и ценителя женской красоты, когда стану натягивать изящные атласные туфельки на носки.
Жаль, что оптимизм не походил на простуду и им было сложно заразиться.
— Ты газетчик?
— Я? — переспросил Ян, не понимая, какого от него ответа ждут, чтобы не оказаться побитым. — Да?
— Газетчик?! — взревел здоровяк.
— Нет? — пролепетал бедняга.
— Так да или нет?!
— А как лучше ответить?
— Катарина, они меня убивают! — Не теряя времени, Ян сорвался с места и спрятался за моей спиной. Учитывая, что я едва доставала ему до подбородка, то со стороны наверняка выглядела маленькой отчаянной болонкой, защищавшей от стаи одичалых псов трусливого волкодава.
— Тогда я пойду работать в «Вести Гнездича», — пригрозила я.
— Очень хорошо, — согласился шеф и протянул мою именную карточку с гербом «Уличных хроник». — Сделай милость, иди к ним, пусть жизнь их проклятущего редактора станет такой же невыносимой, как моя.
— А без приводов в стражий предел нельзя добиться успеха? — конфузясь, уточнила она и, обведя сотоварищей извиняющимся взглядом, объяснила: — Ведь это так сильно влияет на реноме.
— Можно без стражей, — согласилась я, — но для этого надо уметь быстро бегать. У меня с бегом не очень.
Когда я выходила, то девица пробормотала, непонятно к кому обращаясь:
— Нима Войнич очень странная.
— Дорогуша, — фыркнул один из школяров со знанием дела, — красивой женщине можно простить любые странности.
Невозможно дождаться человека, который никогда не собирался возвращаться.
В алмерийском языке содержались десятки тысяч слов, но только слово «никогда» я ненавидела лютой ненавистью. Я не подпускала к себе это слово, старалась не произносить лишний раз. И сейчас, когда оно закружилось в воздухе, стало ужасно страшно.