Мне нравится читать о том, что делают другие — это
успокаивает. Все равно что слушать советы, как надо стричь газон.
Осень всегда действует на меня угнетающе. Она — словно какая-то тоскливая полоса между летом и Рождеством.
Он из тех милых людей, которым можно запросто позвонить и сказать: «Я хочу приехать и пожить у тебя». И он наверняка ответит: «Приезжай». Причем так, что веришь: действительно этому рад.
Ей было девять лет, когда родители развелись. Плохой возраст, но разве для этого существует хороший возраст?
— Наверное, дом был огромный?
— Да нет. Но очень удобный. Мне запомнились сытная еда, резиновые сапоги и удочки, разбросанные по всему дому. И чудесные запахи: цветов, пчелиного воска — им полировали мебель, аромат поджаривающихся тетеревов и куропаток.
— Восхитительно! Даже слюнки текут. Ваша бабушка наверняка попала в рай.
— Не знаю. Хотя она была необычайно талантлива и ни на что не претендовала.
— Талантлива в чем?
— У нее был талант жить.
Разбитое сердце не увидишь.
— Значит, тебе не кажется, что это шаг назад? — Если возвращение к корням — шаг назад, то я на это согласен.
Людей не узнаешь по-настоящему, пока не посмотришь на них в их собственном доме. Увидишь обстановку, книги, поймешь стиль их жизни.
В крушении брака — и это он твердо знал — всегда виноваты обе стороны, и каждая должна принять на себя долю ответственности.
Воображение какие только страхи не нагонит.
— Мне нравится твоя прямота, Элфрида. — Только так и можно разговаривать друг с другом.
Не упусти свой шанс. Не сомневайся. У тебя нет времени. Жизнь только одна.
Надо развеяться, развеселиться, а для этого следует смотреть вперед, причем с оптимизмом — это самый надежный способ избавиться от чувства утраты.
Еще вполне хорошенькая женщина, все при ней. Выдает ее только рот, форма которого на протяжении многих лет искажалась выражением постоянного недовольства. Все твердят, что глаза — зеркало души, но Кэрри давно поняла, что по-настоящему разоблачает человека рот.
Мне нужен дом, куда могут приходить мои друзья посидеть на кухне за спагетти и бутылкой вина. В конце дня хочу открывать парадную дверь, зная, что меня ждут. А бреясь утром, хочу слышать, как жарится яичница с беконом, как вскипает кофе. Это не мужской климакс, это глубокая внутренняя потребность, жившая во мне годами.
Наверное, это хуже всего — когда не с кем разделить воспоминания.
Горе — это не состояние ума, но явление физиологическое; это пустота, мертвящий кокон невыносимой боли, сквозь который не могут проникнуть никакие утешения.
"Если бы" всегда приходит потом. Это бесполезное, никчемное самоедство.
— Это очень важно, не так ли? Делать то, что тебе нравится, и получать за это деньги.Тогда начинаешь себя уважать.
Наверное, это хуже всего - когда не с кем разделить воспоминания.