Роман "Молодые годы короля Генриха IV" крупнейшего немецкого писателя Генриха Манна - первая часть исторической дилогии, посвященной одной из самых ярких драматических страниц французской истории - эпохе Реформации и религиозных войн второй половины XVI века. В первой книге дилогии рассказываются о духовном формировании героя - Генриха Наваррского, будущего короля Генриха IV. Герои почти те-же, что и в "Королеве Марго" Запись нерезанная и нечищенная.
Хороша та смерть, которая подтверждает нашу жизнь.
Мы неизбежно встречаемся с тем врагом, которого нам посылают небеса, и это всегда бывает именно тот враг, который нам нужен.
Мы можем безгранично ненавидеть лишь то, чего не видим.
...для того, чья жизнь протекает в действии, существует только настоящее: будущее и прошлое тонут в нем.
У него были безобразные уши, волосы росли так, что виски и щеки напоминали обезьяньи, по ним и по вульгарному носу было видно, что ему хочется убивать и что он боится смерти. И, хотя на его берете сверкали драгоценные камни, в лице не отражалось никакого внутреннего света. Это лицо казалось убогим, только черноватые духи окружали его.
человеку каждый день приходится быть иным, если он вынужден разнообразить свои хитрости.
При здравом взгляде на жизнь часто покоряешься тому, что необходимо.
Люди обычно склонны принимать слишком ослепительные перспективы за правду именно потому, что они ослепляют.
Ничто так не чуждо религии, как религиозные войны.
Брать приступом надо стены, не людей.
Когда забьётся сердце, разум умолкает.
Месть приносит удовольствие, продолжающееся всего лишь миг, а великодушием наслаждаешься вечно.
— Подумайте только, что делает этот сумасшедший! Нынче утром я почувствовала легкое недомогание, а он невесть отчего был не в духе; вижу, что-то его бесит, а что, сказать не желает. Я ведь и так догадываюсь, в чем дело: у мужей только ревность на уме. Вдруг ему взбрело в голову, что я непременно должна выпить чашку бульона, и каким тоном он этого потребовал! Я, конечно, начинаю подозревать самое плохое. «Не нужно мне никакого бульона!» — говорю. А он, сколько я ни отказываюсь, стоит на своем: «Нет уж, извините, мадам, бульон вы все-таки выпьете». И тут же посылает на кухню.
— Он хотел вас отравить? — вполголоса спросил Генрих с ужасом, ибо ему вспомнилось, что ведь он сам назвал герцога рогатым; может быть, он первый и пустил этот слух? С тех пор Гиз ото всех получал подтверждения, и вот как страшны оказались последствия для бедной женщины.
— Надеюсь, вы ему выплеснули бульон в лицо?
— Это было бы невежливо. Я вымолила у него отсрочку на полчаса, прежде чем выпить роковую чашу, и за это время приготовилась к смерти.
Генрих видел теперь несчастную жертву сквозь дымку слез, застлавших ему глаза.
— Потом принесли бульон. Герцог тем временем вышел из комнаты. А я выпила.
Даже в отсутствии мужа супруга повиновалась ему: ее поддерживала надежда, что молитва умирающей искупит все ее плотские прегрешения.
— И вы подумайте! — воскликнула она, возмущенная до предела. — Оказалось, что это самый обыкновенный бульон!
Ее гнев передался и ему. Хорош Голиаф с его великолепными телесами! Вот как он запугивает женщин! Вот как он мстит, когда они наставляют ему то, что он вполне заслужил! — Мадам, — сказал Генрих с глубоким убеждением, — вы безвинно пострадали, я это вижу. Вы заслуживаете, чтобы я вас утешил и загладил вину всех мужчин, которые были к вам несправедливы, в том числе и мою.
Она сделалась для него каким-то роковым символом, образом из античной трагедии, тогда как сама по себе она довольно заурядная, добродушная девушка, не умеет противиться своим вожделениям и бывала за это иной раз даже порота; считает в порядке вещей, что при их дворе людей убивают и что каждого, кто становится поперек дороги ее матери, умеют ловко устранить. Сама Марго жила среди всех этих злодеяний, нисколько ими не смущаясь, и частенько отдавалась увлечениям, в то время как рядом совершались убийства.
Тот, кто вдруг, без видимой причины, перестает замечать людскую слепоту и злобу, подвергает себя большим опасностям, вернее, он над собой уже поставил крест.
Хорошо мчаться навстречу врагу, когда ты совсем невинен, чист и нетронут, а он погряз в грехах и должен быть наказан!
Однажды на охоте Генрих растерял свою свиту; видит — под деревом сидит крестьянин. — Что ты тут делаешь? — Что делаю? Короля хочу поглядеть. — Тогда садись позади меня! Мы поедем к нему, и ты посмотришь как следует. Крестьянин сел позади Генриха на лошадь и, когда они поехали, стал спрашивать, как же ему узнать короля. — А ты просто смотри, кто останется в шляпе, когда все остальные снимут. Затем они догоняют охотников, и все господа обнажают головы. — Ну, — спрашивает он крестьянина, — который же король? — А тот отвечает, со всем своим крестьянским лукавством: — Сударь! Либо вы, либо я, ведь только мы двое не сняли шляпы.
Слабые люди не цепляются за тех, кто от них уходит: напротив, они отстраняются сами, быстро и неудержимо.
Прощённые ненавидят сильнее, чем наказанные.
Но когда узнаешь врага, возникает опасность, что найдешь его вовсе не таким уж плохим. Больше того: враг потому и притягивает, что его принимаешь, какой он есть.