Цитаты из книги «Марсианские хроники» Рэй Брэдбери

39 Добавить
Первые шаги освоения Марса... Первый контакт с внеземной цивилизацией... Рассказы-хроники, составляющие роман, наполненные авторскими размышлениями по характерным вопросам существования человечества. За конкретными сюжетными ситуациями встают общие явления цивилизации землян, их тревоги и надежды перед лицом завтрашнего дня
У нас, землян, есть дар разрушать великое и прекрасное. Если мы не открыли сосисочную в Египте среди развалин Карнакского храма, то лишь потому, что они лежат на отшибе и там не развернешь коммерции.
Животное не допытывается, в чем смысл бытия. Оно живет. Живет ради жизни. Для него ответ заключен в самой жизни, в ней и радость, и наслаждение.
А в самом деле: чем пахнет Время? Пылью, часами, человеком. А если задуматься, какое оно – Время – то есть на слух? Оно вроде воды, струящейся в темной пещере, вроде зовущих голосов, вроде шороха земли, что сыплется на крышку пустого ящика, вроде дождя. Пойдем еще дальше, спросим, как выглядит Время? Оно точно снег, бесшумно летящий в черный колодец, или старинный немой фильм, в котором сто миллиардов лиц, как новогодние шары, падают вниз, падают в ничто. Вот чем пахнет Время и вот какое оно на вид и на слух.
Как будто меня двое суток держали под ливнем без зонта и плаща.Я насквозь,до костей пропитан впечатлениями...
Когда жизнь хороша, спорить о ней незачем.
...чтобы выжить, надо перестать допытываться, в чем смысл жизни. Жизнь сама по себе и есть ответ.
Брак даже молодых людей делает старыми, давно знакомыми…
Любой здравомыслящий человек мечтает унести ноги с Земли.
Сара Тледейл «Будет ласковый дождь».


Будет ласковый дождь, будет запах земли,
Щебет юрких стрижей от зари до зари,

И ночные рулады лягушек в прудах,
И цветение слив в белопенных садах;

Огнегрудый комочек слетит на забор,
И малиновки трель выткет звонкий узор.

И никто, и никто не вспомянет войну:
Пережито-забыто, ворошить ни к чему.

И ни птица, ни ива слезы не прольет
Если сгинет с Земли человеческий род.

И Весна… и Весна встретит новый рассвет,
Не заметив, что нас уже нет.
-Что ты там высматриваешь, пап?
-Я искал земную логику, здравый смысл, разумное правление, мир и ответственность.
-И как – увидел?
-Нет. Не нашел. Их больше нет на Земле. И, пожалуй, не будет никогда. Возможно, мы только сами себя обманывали, а их вообще и не было.
Наука в конечном счете — исследование чуда, коего мы не в силах объяснить, а искусство — толкование этого чуда.
У нас, землян, есть дар разрушать великое и прекрасное.
Тогда мы принялись сокрушать религию. И отлично преуспели. Лишились веры и стали ломать себе голову над смыслом жизни. Если искусство - всего лишь выражение неудовлетворенных страстей, если религия - самообман, то для чего мы живем? Вера на все находила ответ. Но с приходом Дарвина и Фрейда она вылетела в трубу.
Прошлое, Будущее - не все ли равно, лишь бы мы оба жили, ведь то, что придет вслед за нами, все равно придет - завтра или через десять тысяч лет.
— Мы не разрушим Марс, — сказал капитан. — Он слишком велик и великолепен.
— Вы уверены? У нас, землян, есть дар разрушать великое и прекрасное.
Как был род человеческий заблудшим, так и остался.
Я был честным человеком, и меня за это ненавидели.
Ненавижу это чувство правоты, когда в глубине души я не уверен, что прав.
Что представляет собой это большинство и кто в него входит? О чем они думают, и почему они стали именно такими, и неужели никогда не переменятся, и еще - какого черта меня занесло в это треклятое большинство?
Провидению не задают вопросов. Если действительность недоступна, чем плоха тогда мечта?
Всегда было меньшинство, которое чего- то боялось, и подавляющее большинство, которое боялось непонятного, будущего, прошлого, настоящего, боялось самого себя и собственной тени.
- Разве старое не знает всегда о появлении нового?
Марсиане выходили и выходили из домов, они приветствовали друг друга, на них были маски- золотые, голубые, розовые, ради приятного разнообразия маски с серебряными губами и бронзовыми бровями, маски улыбающиеся и маски хмурящиеся, сообразно образу владельца.
У американцев искусство всегда особая статья, его место — в комнате чудаковатого сына наверху. Остальные принимают его, так сказать, воскресными дозами, кое-кто в смеси с религией.
- Мы никогда не согласимся друг с другом, - сказал он.
- Согласимся не соглашаться, - предложил марсианин.