Действие романа “Тайная история”, разошедшегося в США пятимиллионным тиражом, разворачивается в небольшом колледже в Вермонте, куда девятнадцатилетний Ричард Пэйпен приезжает из Калифорнии изучать древнегреческий язык. Новые друзья Пэйпена — четверо молодых людей и одна девушка — умны, раскованны, богаты и так увлечены античной культурой, что рассматривают себя чуть ли не как особую касту ее хранителей. Их дружба не выдерживает, однако, натиска современного мира. В веселой и сплоченной компании...
На мой взгляд, одна из характерных особенностей человека нашего времени — это страсть уходить в сторону от темы.
Полагаю, что в жизни каждого человека есть определенный критический период, когда характер определяется раз и навсегда.
Взрослые дети (да, понимаю, оксюморон) инстинктивно тянутся к крайностям: молодой ученый — гораздо больший педант, чем его старший коллега.
Проницательный ум без труда распознает чужой расчет. Но случайность? Она непредсказуема, непостижима, божественна.
Призраки действительно существуют. Мы верим в них ничуть не меньше, чем люди гомеровских времён, только называем иначе — памятью или бессознательным...
Что бы ни говорили про чувство вины, несомненно одно — оно дьявольски подхлестывает воображение.
…я не распознал критический момент. Сдается мне, мы никогда не распознаем его вовремя.
Любовь? Но, как, по свидетельству старого Кефала, однажды сказал Софокл, лишь немногие сознают, что любовь — властитель жестокий и страшный. Один забывает себя ради другого, но при этом становится жалким рабом своенравнейшего из богов.
Некоторые родители находятся в блаженном неведении, даже если дети курят траву прямо у них под носом…
Оглядываясь назад, так легко расставить все части головоломки по местам.
Война? Можно забыться в экстазе битвы, сражаясь за славное дело, но в наши дни осталось не так уж много славных дел, за которые стоило бы сражаться.
«В красоте заключен ужас. Всё, что мы называем прекрасным, заставляет нас содрогаться».
В тот вечер я записал в дневнике: «Деревья охвачены шизофренией и постепенно теряют власть над собой — их новый пылающий цвет свел их с ума. Кто-то, кажется Ван Гог, сказал, что оранжевый — цвет безумия. Красота есть ужас. Мы хотим быть поглощенными ею, хотим найти прибежище в её очищающем пламени».
Время от времени стоит менять место, где спишь, — сны становятся интереснее.
В бесконечности времени любое действие обращается в ничто.
В величайшей поэзии музыка проступает, даже если ты не знаком с языком.
... Я считаю, что глубокое знакомство с одной книгой лучше, чем поверхностное с сотней.
На свете нет ничего более одинокого и бестолкового, чем бессонница.
Наверное, самое болезненное потрясение испытываешь, когда вдруг понимаешь, насколько был слеп.
Порою, когда случается какая-нибудь беда, реальность становится слишком неожиданной и странной, непостижимой, и всё тут же заполняет собой нереальное. Движения замедляются, кадр за кадром, словно во сне; один жест, одна фраза длятся вечность.
На мой взгляд, избыток учителей разлагает молодые умы. Точно так же я считаю, что глубокое знакомство с одной книгой лучше, чем поверхностное с сотней. Я знаю, современники едва ли со мной согласятся, но все же вспомните — у Платона был всего один учитель, равно как и у Александра.
Не стоит страшиться того, о чем вы ничего не знаете. Вы словно дети - боитесь темноты.
Полагаю, что в жизни каждого человека есть определенный критический период, когда характер определяется раз и навсегда.
— В нашей семье красавцев не водится — все больше этакие жерди, кожа да кости, нос крючком. Может быть, поэтому я склонен считать красоту проявлением исключительных внутренних достоинств, с которыми она на самом-то деле не имеет ничего общего. Я гляжу на изящно очерченный рот или глаза с поволокой и воображаю, что нашел родственную душу, начинаю мечтать о глубоком взаимном чувстве… Совершенно при этом не замечая, что целая стая уродов увивается вокруг той же персоны просто потому, что их околдовали те же глаза.
- Тихий настойчивый голос у нас в голове - почему он так мучает нас? - спросил он и выдержал паузу. - Может быть, он напоминает нам о том, что мы живы, что мы смертны, что каждый из нас наделен неповторимой душой, расстаться с которой мы так боимся, хотя она-то и заставляет нас чувствовать себя несчастнее всех прочих созданий? Кроме того, что, как не сама боль, обостряет наше ощущение самости? Ужасно, когда ребенок вдруг осознает, что он - обособленное от всего мира существо, что никто и ничто не страдает, когда он обжег язык или ободрал коленку, что его боль принадлежит лишь ему одному. Еще ужаснее, когда с возрастом начинаешь осознавать, что ни один, даже самый близкий и любимый, человек никогда не сможет понять тебя по-настоящему. Это делает нас крайне несчастными, и не потому ли мы так стремимся от него избавиться?
Наверное, самое болезненное потрясение испытываешь, когда вдруг понимаешь, насколько был слеп.