Не ломай голову! Она у тебя одна!
Женщина, конечно, должна опаздывать, но не тогда, когда от этого зависит ее благосостояние.
Где-то на краю сознания сидел здравый смысл и смотрел на меня с укором. Ему не понравились ни внезапность предложения, ни кандидат в мужья.
В этой жизни не так важно, сколько ты имеешь добра сейчас. Куда важнее, ты сможешь все восстановить, если вдруг оно у тебя исчезнет?
Собеседник, который умеет хорошо ответить, это всегда замечательно.
– Скажите, Марджари, вы любите деньги?– А есть те, кто их не любит? – искренне удивилась я.Алон довольно кивнул.– Прекрасно, ваши тлен-авивские корни куда сильнее, чем можно было изначально предположить.– Это комплимент моей родословной или попытка указать, что моя практичность несколько портит облик прекрасной дамы?– А вы умеете не отвечать вопросом на вопрос?– А вы?
– Я – женщина нервная, мне положено падать. – Как трепетная лань на ложе своего господина? – Как курс шекеля на императорской бирже
С тех пор, как боги решили, что это измерение слишком странное, и махнули рукой, границы между мёртвыми и живыми прилично истончились. В итоге смерть перестала быть такой серьёзной проблемой, как раньше. Горе — это если кто-то уходит навсегда. А если ушёл на время, а потом явился и лопает твой ужин, то это не горе — это надо просто готовить больше.
— Между Тлен-Авивом и Джапоной есть совершенно прекрасное местечко. Город, где воедино сплелись традиции и обычаи двух народов… Там есть храмы всех богов и ещё тех, о ком не подозревают даже боги.
— Это вы сейчас так поэтично Шавасаки описали? — поразилась Марджари.
— Скажи, красиво получилось? – ни капли не смутился Кагаяку.
- Я вам крайне признательна за спасение и теперь в неоплатном долгу. Что бы вы хотели получить за моё спасение? - Мардж может вам сделать погребальную урну, очень красивую, - влез с предложением Изя, явно решив, что это как раз то, что нужно крепкому мужчине в самом расцвете сил.
— Будьте моей вдовой.
Я чуть не выронила урну для праха.
— Простите?
[...]
— Алон, это розыгрыш? — всё же получилось задать самый главный вопрос.
— Нет, Марджари, — ответил он, не думая менять положение. — Это предложение стать моей вдовой, которая унаследует тридцать процентов моего состояния.
— Тридцать восемь, — машинально поправила я.
— Тридцать два.
— Тридцать восемь.
— Тридцать пять с половиной.
— Тридцать…
— Тридцать восемь, цук с вами.
— Алон, могли бы и не торговаться из сочувствия к моей утрате.