В XV веке молодой врач Антон Эренштейн, получивший образование в Падуанском университете и изучавший анатомию под руководством Леонардо да Винчи, прибывает в Москву с целью стать придворным врачом Ивана III. Его назначение поддержано инженером Аристотелем Фьиораванти, имеющим доверие государя. Однако Эренштейна встречают не слишком гостеприимно. Ему предоставляют жилье у боярина, который питает сильную неприязнь к немцам, включая самого Антона. Ситуация усложняется, когда в него влюбляется дочь...
В Москве и деревнях кругом необыкновенная тревога. Недельщики, боярские дети ездят с утра до ночи и выбивают народ. Русский мужичок всею радостью рад глазеть по целым дням хоть и на то, чего не понимает, лишь бы не работать, а тут ещё палкой выгоняют в город на целые сутки праздности.
У ворот своих они простились друзьями. Смотря на их прощание, никто не подумал бы, чтоб один из них считался в семье другого за служителя сатаны.
Таких слуг любил Иоанн и на них-то намекал, говоря: «Мне хоть бы пес, да яйца нес».
А если все бабьи пересуды слушать, так и щей горшка не сварить, не только что царством править.
– Ты видишь до сих пор домишки и часовни, – сказал Аристотель, стыдясь за смиренную наружность русской столицы, как бы за свой родной город, – ты увидишь и скромный дворец великого князя и спросишь меня: «Где ж, наконец, Москва?» На это отвечу тебе: «Москва, блестящая столица Иоанна, вся в сердце, в думе его; а что он только задумает, то должно исполниться, как мысль судьбы». Еще прибавлю: «Москва в художниках, которых ты привез с собою и приехавших до тебя».
Задумчиво отошел великий князь от тюрьмы ее, задумчиво, не оглядываясь, прошел мимо отделений других пленников, и, когда пахнул на него свежий воздух, он перекрестился на ближнюю церковь и примолвил: – Будешь разве судить раба твоего Ивана, а не князя московского.
Под грубою оболочкою их нравов скрывается много прекрасных качеств
Но человек странное существо; самолюбие, славолюбие, назови как хочешь, доводит его до безумия. Ему мало самому наслаждаться своим созданием, он хочет, чтобы другие, тысячи наслаждались им, мало хвалы современников, он хочет чтобы потомство, будущие поколения, будущие веки поклонялись ему. Негодуя на краткость жизни он стремиться жить и за гробом.
Исторический романист должен следовать более поэзии истории, нежели хронологии её.
Хмель всего скорее обнаруживает характеры; не на дне колодца, а на дне стакана надо отыскивать истину.