Автобуса нет, мы снова пойдем пешком. Теперь я могу идти долго, мозолей больше нет. Подошвы моих ступней и кожа на пятках, должно быть, загрубели. Мои икры и бедра больше не ноют, как раньше, а мои рубашка и штаны стали мне коротковаты - я вырос.
Вырос, загрубел, изменился... Может быть, и мое сердце загрубело, оно сжилось с катастрофами и стало неспособно испытывать глубокую скорбь.
Тот мальчик, каким я был еще восемнадцать месяцев назад - совершенно рассеянный в метро, в поезде, который уносил его в Дакс - уже не я сегодняшний. Тот ребенок навсегда заблудился в лесной чаще, на провансальской дороге, в коридорах отеля в Ницце, каждый день нашего побега какая-то его часть терялась...