Цитата из книги «Скрещение судеб» Мария Белкинапоказать все Добавить
«Бог наделил меня самой демократической физикой. Я все люблю — самое простое». Ее вечное стремление к людям — и ее самоотталкивание от людей»посещение Белкиной дачи А.Толстого (взять интервью):"по дороге на вокзал я встретила Алексея Алексеевича Игнатьева, и он, узнав, куда и зачем я еду, зарокотал, грассируя:
— Алешка хам, он вас не примет, я его знаю! И какой он граф? Он вовсе и не граф...— сказал Алексей Алексеевич, так гордившийся своей родословной и с таким недоверием относившийся к родословной других.— Я позвоню ему, езжайте, я прикажу ему вас принять!
Алексей Николаевич и действительно не захотел меня принимать, хотя и был предупрежден и дал согласие. Он посмотрел на меня сверху, с лестничной площадки, выйдя из своего кабинета, и потом скрылся, захлопнув дверь. Я стояла внизу, под лестницей, наследив на зеркальном паркете валенками. /.../ я выглядела совсем девчонкой и явно была не в тех рангах, в которых надо было быть для беседы с маститым писателем, /.../ он наотрез отказался вести со мной разговор. Его молодая супруга Людмила Ильинична, сверкая брильянтами, в накинутой на плечи меховой пелеринке бегала по лестнице, стуча каблучками, и, щебеча, пыталась сгладить неловкость положения./.../ Спас телефонный звонок: Людмила Ильинична сняла трубку и я поняла, что это звонил Алексей Алексеевич.— Да, да, конечно, мы очень рады, уже приехала, я сама отвезу ее на машине в Москву, я вечером туда еду... Мне было предложено раздеться, снять мои злополучные валенки, Алексей Николаевич меня принял любезно, куря трубку, и мы беседовали часа полтора или два.<...> Я боялась этих святых, а чертик был такой свой, домашний, маленький, с копытцами, с рожками, как у козленка, с длинным хвостом, я очень его жалела, и он понимал это и приходил ко
мне в комнату греться в камине. Когда угли уже гасли и синий дымок шел от них, я вдруг замечала — он тут, он лежит, свернувшись клубочком, поджав ноги, подобрав хвост, спит. И я начинала говорить шепотом, боясь пошевелиться, чтобы не потревожить его, а мать сердилась на меня, не понимая в чем дело...<...>
Но молодость требует утех, и так не хочется верить, что где-то там, за углом, тебя может подстерегать судьба. <...>
Мысль — молния, чувство — луч самой дальней звезды.<...>
Я убедилась в том, что именно в любви другому никогда нет до меня дела, ему дело до себя, он так упоительно забывает меня, что, очнувшись,— почти что не узнает. А моя роль? Роль отсутствующей в присутствии? <...>
Но в глубокие часы души... все мои опыты, все мои старые змеиные кожи — падают.<...>«Друг, я не маленькая девочка (хотя в чем-то никогда не вырасту), обжигалась, горела, страдала — все было,— но ТАК разбиваться, как я разбилась о Вас, всем размахом доверия — о стену! — никогда. Я оборвалась с Вас, как с горы...<...>Для меня нет чужих: я с каждым — с конца, как во сне, где нет времени на предварительность.<...>Лидия Моисеевна Поляк, литературовед, друг Тагера, рассказывала мне, как она пришла за какой-то нужной ей справкой в Союз, так как уезжала с мужем в Йошкар-Олу, куда тот был приглашен заведовать кафедрой. В Союзе она увидела Марину Ивановну и была удивлена, что та сразу ее узнала, они только один раз встретились случайно у Тагера. Марина Ивановна подошла к ней и задала все тот же вопрос об эвакуации и, услышав, что Поляк уезжает в Йошкар-Олу, попросила:
— Возьмите меня в качестве домработницы...
Определить точно жанр книги М.Белкиной сложно: это воспоминания - и в то же время документальное повествование. Автор встречался с замечательным русским поэтом Мариной Цветаевой, когда та вернулась в СССР из эмиграции, с ее сыном Муром, а позже и с ее дочерью Ариадной Эфрон. О Цветаевой написано много и много еще будут писать, но книга "Скрещение судеб" стоит особо, ибо автор является свидетелем тех дней, которые уже стали историей.