Это Макс любил жить душа поет, карман пустеет.
Memories are versions of what happened, stories that we’ve told ourselves enough. The fiction ivy-winding around the real, to strangle out the bad, promote the good. If you’re not careful, ivy eats a house. It lets in rot.
Какая разница в голове, если она кружится?
- Люди всегда будут болтать, покуда у них есть язык.
- Слышь, парень, а вот таких у тебя сколько? - спросил Барычинский, ткнув пальцем в высокие темно-бардовые розы. - А сколько нужно? - Полсотни будет? - Вам на панихиду? Может гвоздики подойдут? Обычно их берут по такому случаю. - Чё? - мозг Василия соображал туго, - Запихай гвоздики себе... Мне для девушки.
Васька перебирал в уме фразы, которые он мог бы сказать девчонке. От обычного "прости" до грозного "Не возьмешь веник - уволю!".
Девчонка отвоевала себе бОльшую часть его мозгов. Сидела рядом. Пахла своей весной. В общем, Василий Павлович понимал, что увяз он по самые помидоры.
- Только я не могу топлес, - прошептала Груня скромно. - Ню? - предположил Шахов, заводя девчонку в просторную комнату-студию и включая освещение. - Херню не морозь! - рявкнул Васька.
- Василий, я серьезно. - Так и я не шучу.
- Боюсь, мне будет за тебя стыдно, - шептала Груня, уже почти засыпая, настолько было уютно и тепло в руках Василия. - Кричал, хамил и сквернословил, наверное. - Не без этого. - Возьмусь за тебя. - Да я уже почти ручной.
Вовчик позволил себе подмигнуть девчонке. За что и получил короткое: - В рыло дам!
- Хороший аппарат,, надежный. Не то, что твоя развалюха. - Я эту, как ты выразился, "развалюху" купила на собственные заработанные! - возмутилась Груня. - Так я и не стырил, - парировал Васька.
— Зайчонок, а ты с чего такая веселая? — Вася! - хрюкнула Груня и отодвинула подушку от лица.- Ты у меня жуткий оригинал, то розы даришь охапками, то вот это! Девчонка ткнула пальцем вазу, стоявшую на подносе. Васька хмуро и придирчиво осмотрел белый пушистый цветок на тонком стебле. — И? — Вась, это тысячелистник, - смеялась Груня, утирая слезу, брызнувшую из глаз. — И? - повторил Васька, с сомнением глядя на цветочек. Нет, надо бате сказать, не хрен выращивать цветы странным названием.— Это сорняк, Васенька, - пояснила Груня. - Травка. Все другие уже завяли, а эта стоит. Васька бросил убийственный взгляд на предательский цветок. То-то он ему сразу не понравился. Сорняк, мать его раздери!
- Давайте мы примерим костюмы из последней коллекции?! - увещевали дамы. - Моей жене чет ваша коллекция ни хрена не приглянулась, - отмахнулся Васька.
— Вирус гигроскопичен [...] Впервые в жизни [...] следует молить, чтобы в алкоголе содержалось побольше воды...
Ждать, когда он проснется, резона не было. [...] Но убить ножом ничего не подозревающего дремлющего человека, достойно ли? Ведь сейчас не война.
— [...] вы хотели одного — очистить центр Лондона, чтобы там не оставалось ни единого человека...
— Я не продаюсь, по крайней мере не за эти двести пятьдесят фунтов.
- Добрые дела надо делать тихо. Сделала - и беги, пока тебя не догнали и не отблагодарили. - Тогда какой смысл кому-то помогать? - Никакого. Поэтому я помогаю просто так, от чистого сердца
Я часто думала, что наверняка существует старинный французский закон, который гласит, что если ты - пожилой мужчина, ты имеешь бесспорное право ворчать, быть вздорным, противным в любое время и в любом месте.
“Умение прощать - это дар!”, - сказал психотерапевт, к которому я ходила несколько раз: “Как для вас самой, так и для того, кого вы прощаете. Но никто не даст вам этот дар, если вы не готовы его принять”.
Сказать, что французы самонадеянны, не сказать ничего.
Если что-то касается твоей жизни и удобства, этого не нужно стыдиться.
Он как раз заскочил в тот возраст, когда замечания взрослых не нужны. Вот только сами взрослые этого почему-то не понимают. Они считают себя старше, умнее, хвастаются невидимыми шишками, в которые нужно безоговорочно верить, но при этом забывают, что сами когда-то были маленькими.
Влюбленность бьет по голове - чем-то не легче словаря Ожегова. И вдруг ты понимаешь, что мальчик, который был рядом всегда и вроде ничем не выделялся, не похож ни на кого. Ну, может, немного на папу. Что, когда он держит тебя за руку, у тебя сердце закупорива-ет горло и тебе сложно дышать, но тебе это неожиданно нравится. Не дышать. Не думать. И принадлежать только одному человеку.